Пыль небес
Шрифт:
Это ли не справедливость, та, высокая, невидимая с земли?
…Внизу была степь. Ползли назад, медленно скрываясь из вида, одинаковые желтые на макушках, зеленые у подножия холмы. Изредка ловил глаз проблеск крохотной речки, еще не выпитой жарким солнцем. Несколько раз под шлиссдарком показывались становища степняков: белые и черные юрты, серая дымка от горящих очагов, похожие на заплаты стада овец и коз.
– Скучно, – Казимир сидел рядом с Тиром на краю палубы, курил, стряхивая пепел в карманную пепельницу, – медленно очень.
– Двести километров.
Тир смотрел вниз. Ему не было скучно. Он много раз наблюдал
Тир когда-то летал много быстрее, но здесь следовало радоваться уже тому, что вообще удалось подняться в небо. А кроме того…
Оторвавшись от созерцания степи, Тир посмотрел на Казимира. Красивый мужик, сразу видно: князь. Черные локоны до лопаток, осанка, подбородок вперед, на губах улыбочка. А взгляд какой! Чтобы надменность эту скопировать, не один месяц тренироваться надо. Тиру – тренироваться, а у Казимира врожденное, надо думать. Вот о таких и пишут в дамских романах. Порочный аристократ, а в душе безнадежный и трогательный романтик.
– Ты романтик, Казимир? – поинтересовался Тир.
– А как же, – ответил тот без заминки, – еще какой!
– Тогда должен понимать, – Тир ладонью провел по палубе, – уже то, что он вообще летит – это само по себе чудо.
– Какое там чудо? Магия. Мне очень интересно, куда смотрят местные боги, как допустили, что люди научились такому могучему волшебству? Вообще-то смертным не позволяют выходить за раз и навсегда определенные границы.
– Почему?
– Ну, – Казимир пожал плечами, – так принято. О вас есть кому позаботиться. К тому же вы прекрасно обходитесь без магии, одним только колдовством да фантазией. Изобретательностью. У нас в семье, – он сунул окурок в пепельницу, нажал кнопку, и внутри негромко щелкнул встроенный утилизатор, – принято с уважением относиться к людям и к тому, что они делают. Меня вот даже пытались вырастить в человеческом обществе. Но не сложилось. А потом, уже в Илле, я узнал людей поближе и полюбил их. Хотя это странно: кто мы и кто вы. Но мне нашлось чему поучиться, и наука пошла впрок.
– Человеческая женщина, – кивнул Тир. – Она умерла?
– Да.
– Обычное дело. Но ты хотя бы не сам убил ее?
– Трудно сказать. Надеюсь, что нет.
Вот так. И остается только посочувствовать светлому князю. Убивать любимую женщину – последнее дело. Этому трудно найти оправдание, и можно от переживаний даже возненавидеть себя или начать жалеть. Да ко всему еще элементарно по ней, по убитой, скучаешь. Любовь – это привязанность, от нее не отделаешься, просто пожелав: хочу забыть! Что же, Казимир, жалеешь ты себя? Ненавидишь?
Жалеешь. Ну и правильно. Кого еще жалеть, как не себя? Да и любить, если уж на то пошло.
Думалось о необычном. Глядя на землю, Тир перебирал файлы из не так давно заведенного в памяти каталога, озаглавленного для простоты тремя вопросительными знаками. Он сам был необычным, весь от пяток до макушки, но к этому давно привык и не слишком интересовался, откуда что взялось.
Увы, на этот счет его просветили ясно и недвусмысленно, причем в особо извращенной форме. Ну и ладно. Плюнуть и… нет, не забыть. Запомнить.
А то, что здесь называют магией, то, что называет магией Казимир, – это всего лишь явления, для которых нет пока объяснений. Точно так же на Земле считаные тысячи людей понимали, как работает техника, которую они, не задумываясь, использовали повсеместно. Любая техника, начиная с пылесосов и заканчивая навигационными компьютерами. Зато все знали, что это физика, электроника, химия. Слова. Такие же, как магия, волшебство, колдовство. «Обычное», то самое, которое, по уверению Казимира, только и может быть доступно «смертным».
У них там не летают, в том мире, откуда он явился. И никогда, наверное, не мечтали победить гравитацию. А здесь – летают. И громаду шлиссдарка подняли в воздух антигравитационные установки. Покажи такие в мире Казимира, и люди скажут: это магия. Покажи их на Земле, люди скажут: опять физики намудрили. И в чем разница? Нет разницы.
Опять же о людях и нелюдях. Если горцы, обитающие в пещерах Гинсафада, все как один невелики ростом и в традициях у них носить бороды, а топоры давно стали элементом национального костюма, так почему бы другим народам, внешне резко отличным, не считать этих горцев гномами? Негров на Земле очень долго считали то демонами, то животными, то еще какой нечистью, но никак не людьми. И что? Кому это мешало, кроме, собственно, негров?
Казимир утверждает, что он не человек, что он божественного происхождения, и не трудно понять, что «смертные» для него, при всем заявленном уважении, – существа даже не второго сорта, а просто неликвид. Прекрасно. Вспомним сказки про египетских фараонов. В чем разница? Нет разницы. К тому же надо делать поправку на то, что отец у светлого князя – большой ученый, значит, скорее всего, шизофреник, а это дело такое: и детям, и внукам, и правнукам, – всем достанется. Да и аристократическое происхождение – тоже повод задуматься. О вырождении великих родов на Земле знает любой продвинутый школьник, не говоря уж о людях, сведущих в генетике. Сколько психов приходится на десять аристократов? Девять с половиной. Ну и о чем тут говорить?
ГЛАВА 4
Нас ожидает боевая удача,
Один в поле не воин, но ведь мы же вдвоем.
Воздушный порт Эрниди резко отличался от летного поля под Драганой. И не только размерами, хотя, конечно, на эрнидском поле драганских поместился бы не один десяток. Отличался порт в первую очередь оживленностью. После полутора суток в небесной тишине, в насквозь промороженной пустоте обилие людей подействовало как кружка кофе ранним утром. На палубу, толкаясь локтями, кинулись какие-то дядьки, все разом громко крича, размахивая руками и требуя капитана. Пока обходили их, пробираясь к невысокому трапу, Тир успел понять, что все эти люди претендуют на груз радзимского дерева. Капитан же отговаривается контрактом, заключенным ранее с совершенно конкретным купцом.
Сложная у них тут жизнь. Климат-то райский, конечно, но хорошего леса, видимо, негусто.
– Ну займемся рекогносцировкой, – бодро распорядился Казимир.
– Расписанием шлиссдарков займемся, – уточнил Тир, – и озаботимся гостиницей. Прежде чем нападать, неплохо посмотреть, куда отступать будем.
– Отступать, – обрадовался Казимир. – Отступать – это правильно. – И, улыбнувшись на доброе с утра солнышко, негромко, но мелодично напел:
Когда выходим на рать мы биться, Кольчуги, латы не берем: Уж коль победа у нас случится – Все у врагов мы отберем.