Пылай для меня

Эндрюс Илона

– Дешёвый фокусник?

– Мужчины вроде тебя любят лесть.

Мускулы на его руках вздулись. Магия вцепилась в меня, резко и болезненно. Знакомый страх затопил меня медленной волной. Я была серьезно измотана.

– Я ломал Значительных магов в этой ловушке, - равнодушно заметил он.

Правда.

– Я сломаю тебя.

– Ну, попробуй.

Давление на мой разум резко возросло. Магия превратилась в чудовище, грызущее меня. Его зубы вырвали у меня тихий стон. Я уставилась на него, обращая всю свою ярость в защиту.

У него

из носа потекла кровь.

– Сдавайся, - прорычал он.

– Ты первый.

Так больно. Вес просто огромный. Моя защита дрожала. Руки тряслись.

Чокнутый Роган зарычал, подобно животному. Это тоже причиняло ему боль.

Адам Пирс, Адам Пирс, Адам Пирс... Имя раздавалось у меня в голове словно звон церковного колокола. Мне хотелось закрыть уши руками, но это бы все равно не помогло. Звук и давление были повсюду. Магия пожирала мою защиту, преследуя свою добычу.

Мои мысли начали растворяться, ускользая от меня. Он почти прорвался.

Адам Пирс, Адам Пирс, Адам Пирс...

Подвал поплыл вокруг меня. Стены стали жидкими.

Мой разум вскипел от давления. Я должна была сдаться. Мне нужно было утолить жажду чудовища чтобы спасти себя.

Я не могла предать своего клиента. Он не мог победить.

Накормить чудовище. Скормить ему какую-нибудь тайну, скрытую в моей душе так глубоко, что я поклялась никогда ее не рассказывать.

Нет, я не могу.

Магия крушила внутренние стены моего разума.

Я не могу.

Моя защита лопнула и последним усилием воли я выдала чудовищу свой самый большой секрет. Чудище схватило его и порвало в клочья. Слова полились из меня сами по себе.

– Когда мне было пятнадцать, я обнаружила письмо от нашего доктора с диагнозом папы. Папа заставил меня пообещать никому об этом не говорить. Я хранила его секрет целый год. Он умер из-за меня. Если бы я сказала маме, мы бы начали лечение на год раньше. Все из-за меня. Я не сказала. Я не рассказывала об этом никому до этого дня, потому что я трусиха.

Магия разлетелась по Акубенс Экземплар будто взрывная волна. Сияющие линии ярко запульсировали и испарились, выдохнувшись - вся их сила была растрачена на попытку выудить из меня мою тайну.

Я растянулась на полу в холодном поту. Отсутствие давления было чистейшим блаженством. Я ощутила невероятную легкость.

Чокнутый Роган подошел ко мне, осторожно ступая, и выругался.

– Сам такой, - буркнула я.

Он присел у моих ног. Как, черт побери, он вообще мог двигаться после этого? Я услышала металлический лязг. Он приподнял мою голову и что-то прижал у губам.

Я стиснула зубы.

– Это вода, упрямая идиотка, - прорычал он.

Я попыталась помотать головой, но он заставил меня открыть рот. Вода увлажнила мой язык. Я сглотнула, борясь с туманом.

Меня окутала усталость или же это было своего рода одеяло. Затем мы оказались в машине. Снаружи было темно.

Машина останавливается. Дверь машины распахивается. Чокнутый Роган меня выносит. Дверь склада. Холодный цемент.

Дверь

открывается.

Мама.

Я проснулась в гостиной. Кто-то оставил включенной настольную лампу. Она светилась мягким светом, и комната казалась такой уютной, с темными сине-зелеными стенами и теплыми желтыми лампами. Я закуталась в плед, которым меня кто-то укрыл. Мне и правда приснился кошмарный сон.

Я потянулась. Мышцы рук и ног свело судорогой. Ой-ой-ой.

Это не ночной кошмар. Чокнутый Роган и вправду приковывал меня в своем подвале.

Я села. Все болело. Казалось, что по спине били мешком картошки.

Вот ублюдок. Я хотела подать заявление в полицию, вот только никто мне не поверит, да и объяснить, как мне удалось устоять в его заклинании, будет очень сложно. Ладно. Я найду какой-нибудь способ поквитаться.

Голоса доносились из кухни. Мама. Расстроенная. Я прищурилась, глядя на электронные часы. 23:45. В другой раз, мы бы спорили до посинения, но сейчас было слишком поздно для разборок даже по меркам нашей семьи. Я поднялась на ноги и поплелась на звук голосов.

Ночь прорезал мамин голос.
– ....Пирс? Безответственно и глупо. Глупо, Бернард!

Понятно. Нас поймали с поличным. После того, как этот засранец выкинул меня у порога, мама прижала Берна, требуя объяснений, а он должно быть раскололся и обо всем ей рассказал.

Я вошла на кухню. Берн с угрюмым лицом сидел за столом. Рядом с ним Леон возился со стеклянным шариком, гоняя его по столу туда-сюда, и изо всех сил делая вид, что ему все до лампочки. Каталина и Арабелла сидели вместе. Каталина сидела с безучастным видом - так обычно бывало, когда между взрослыми происходили какие-нибудь терки. Арабелла же, казалось, хотела надавать кому-нибудь тумаков. Обе девочки и Леон уже должны были быть в своих кроватях. Бабуля Фрида потягивала из кружки кофе, ее глаза были красными. Я почувствовала прилив вины. Я заставила бабушку плакать.

– Не могу в это поверить, - фыркнула мама.

– Перестань на него кричать,- сказала я.
– Это моя вина.

Мама обернулась и мы впились взглядами друг в друга.

– Завтра ты отправишься в «МРМ», - процедила она. Ее голос был тихим, но в нем звенела стальная нотка.
– Ты скажешь им, что отказываешься от этой работы.

Я собралась с духом. Я знала, что рано или поздно этот момент настанет, и с ужасом его ожидала.
– Нет.

Мама расправила плечи.
– Ладно. Тогда это сделаю я.

Мама потеряла лицензию четыре года назад. В этом она винила себя. Если что-нибудь случится со мной, она тоже будет винить себя. Этого я не хотела. Я не хотела будоражить по новой всю ту вину и сердечную боль, поэтому постаралась говорить как можно спокойнее.

– У тебя нет прав говорить от имени фирмы. Агентство оформлено на мое имя.

Кухня погрузилась в такую тишину, что можно было услышать малейший шорох. Глаза Каталины стали как два блюдечка.

Мамино лицо превратилось в холодную, равнодушную маску.