Пылающая-весна-45-го
Шрифт:
Тут и грохнуло, ржали все, от обычных танкистов, до командиров подразделений, хозяйственника, ремонтника и медика, тут и командир взвода автоматчиков был. Даже я ржал, утирая выступившие слёзы. Только дежурный удивлённо смотрел на нас, но под массой общего веселья тоже засмеялся, спрашивая через смех:
– А чего смеёмся-то?
Этот вопрос вызвал новый приступ смешливой истерики. На шум даже командование полка вышло, удивлённо на нас глядя. Впрочем, служба есть служба. Самые смешливые ещё всхлипывали, утирая слёзы с лиц, более стойкие уже взяли себя в руки, и мы прошли в довольно большое помещение штаба. Тут комполка и поставил задачу. Оказалось, наша армия упёрлось в крепкий укрепрайон, и теперь наша задача вскрыть его, чтобы в пробитую брешь двинули танковые бригады, расширяя место прорыва. Марш займёт весь этот день, завтра с утра и начнём. Выдали карты района. Причём только командирам рот и взводов, командирам танков уже не хватило. Дефицит. Дальше рабочие моменты, по подготовке и запасам, ну и распустили готовить машину к движению. Насчёт двух суток ареста дежурный сообщил,
– Певец, стой. Бандит, на одиннадцать часов, то ли крупнокалиберный пулемёт, то ли мелкокалиберная пушка. На вроде «Эрлекона». Огонь по готовности.
Я уже выдал всем боевые позывные, чтобы сократить время прохождения приказов. Маршал стал Певцом, заряжающий Артистом, а вот наводчик бандитом. Он один кто обиделся на позывной.
– Готов, - секунд через десять подтвердил наводчик.
– Огонь.
Выстрел, и я тут же треснул наводчика по шее.
– Мазила. Ниже на два метра от бойницы и на три влево. Артист, осколочно-фугасный. Наводчик, целься лучше. Повторный выстрел по бойнице.
– Тут два километра, и ствол холодный, поди попади… Готов.
– Огонь… Сейчас тебе что помешало? Выше на метр, и два в сторону, только маскировку повредил.
Басаев недовольно засопел, а как подали новый фугас, я сказал:
– Вот что, сержант, перейдём к другому методу убеждения. Я могу достать шаурму, ты любишь шаурму?
– Пробовал.
– Это же ваше блюдо?
– Шаурма не наше.
– Неважно. Главное, я могу её достать, с правильными соусами и начинками. И вот, за каждое точное попадание по шаурме. Промах, шаурма изымается из твоего призового фонда.
– Один промах одна шаурма?
– уточнил Басаев.
– Да. Ты точно чеченец, а не еврей?
Наводчик на это так ничего и не ответил. Уникальный случай, весь боекомплект до дна расстреляли, и ни одного промаха. Я должен был наводчику двадцать шесть единиц шаурмы. Да хоть сто, лишь бы стрелял точно. Действует метод. Мы же закончили, я получил добро от моего ротного уйти в тыл на пополнение боеприпасов, поэтому оставив передовую, отошли. Там, пока шла загрузка, экипаж без меня справлялся, я отбежал и вернулся с десятью единицами шаурмы в картонной коробке. Тот не стал жадничать поделился со всеми, остальное обещал передавать ему как попросит, как желание будет. Если всё передать, за раз не съешь, испортится. А так понравилось всему экипажу, отлично приготовленное блюдо настоящим мастером. Так что пополнили боекомплект и вернулись в бой. Мы уже продвинулись километра на два, пехота зачищала за нами. Проехав мимо двенадцати подбитых и сгоревших «тридцатьчетвёрок», это потери за вчерашние дни, мы двинули дальше. Ну и вели бой. В один момент мы вырвались вперед от своих, пехоту гнали, и получается оказались в окружении, но зато два «Тигра», что часто меняясь, выезжая на позиции обстреливали наших, сожгли «ИСУ-152», две «тридцатьчетвёрки», и разбили ходовую двум нашим «ИСам», оказались на прицеле, и мы их уничтожили. Красиво полыхали. Также достали шесть самоходок, разных типов, и разбили восемь противотанковых орудий, довольно солидного калибра. Включая две зенитки «ахт-ахт». Так как рация работала, и я был на связи даже не с ротным, а штабом корпуса, откуда и командовали этим штурмом, то передавал что вижу, и координаты для ударов артиллерии. Мы заняли тут позицию, только башню видно, и держали её, отчего немцы не выдержали напора наших войск и обтекая мой танк по сторонам, стали уходить. Мы почти все пулемётные диски расстреляли и снарядов не осталось, но удержали позицию. Вокруг неё больше двух рот уничтоженных немцев лежало, всё воронками изрыто, нас артиллерией и миномётами пытались накрыть. Так что наши двинули дальше, а всё, укрепрайон взят, и в прорыв двинули две танковые бригады и мотострелковая бригада. Да и другие части корпуса уходили.
– Что, можно вылезать?
– спросил мехвод.
Говорил тот громко, мы все были сильно оглушены боем и стрельбой, слух ещё не вернулся к нормальному.
– Не торопись, подранков тут хватает. Как пехота закончит зачищать и проверять окрестности, тогда и покинем машину. Да, эвакуатор я вызвал, как освободится, подъедет. Утащим на тросах, там и вернём гусеницу на место. Тут мы на виду, чую подстрелят, найдётся какой недобиток.
Что есть, то есть, нам сбили левую гусеницу, мы в
– Экипаж, покинуть машину, - отдал я приказ, и как мы выбрались, скомандовал.
– Стройся! Смирно!
Ну и доложил ротному, что к нам подошёл, что и как было, сколько набили техники врага, как и личного состава. Тот доклад принял, и велел осмотреть машину, что мы и стали делать, некоторые присвистнули. Наш танк больше не новый, даже зенитного пулемёта не было, сбило снарядом. А мы с ротным стали считать попадания.
– Сто семь, - сообщил капитан.
– В тридцать двух застряли болванки.
– И ствол пробит.
– Да и ствол, - рассеянно подтвердил тот, и оглянувшись, добавил.
– Вон эвакуатор к вам идём. Всё, на ремонт!
А наш полк участвовал в прорыве и шёл дальше. Только тылы на месте, семь танков требовали ремонта. Бой тяжёлый, но что важно, меня, признали настоящим танкистом. Раньше что было, так, сшибки, а такие тяжёлые бои, что трудно пережить, конечно не редкость, но тех, кто пережил уже считают настоящим ветераном и фронтовиком, с боевым опытом. Теперь я не молодой офицер, а вполне уважаемый командир танка, опытный и везучий. Отношение чуть изменилось, и это было заметно. Вот так нас эвакуировали, я передал рапорт по бою в штаб полка, он ещё не ушёл, его завизировали, и мы приступили к ремонту. На ход поставили за сутки, после чего получив сухпай и дорожные, своим ходом двинули в тыл, на рембазу. С орудием только они могли помочь. Наш танк по прибытию на базу, до неё километров пятьдесят было, перевезли ближе, тоже у железнодорожной станции стояла, ждал орудия два дня, пока не привезли и не установили. С подбитого сняли, восстанавливать не стали его, на запчасти и детали разобрали. Нам вот орудие досталось. Кстати, я эти двое суток на офицерской губе просидел, про приказ генерала помнили, передали местным. Орудие без меня установили, только принимал потом. К тому моменту я уже начал учить базу знаний по меддоку, первый уровень изучил, и почти закончил второй, когда оказался в плену. Знаете, такая банальность, дорожный пост, к которому мы подъезжали, нагоняя свой полк. Даже догадки не было, что вот эти полтора десятка бойцов при двух офицерах, это не просто диверсанты на охоте, а они именно за мной. Ждали меня, и перехватили, когда танк один шёл и дорога пуста оказалась. Час до заката оставался. Чёрт, а я ведь видел эти две «полуторки», пару раз мелькали на горизонте, и никак не связал с этой встречей.
***
– Маринин, на выход, - скомандовал конвоир, открывая тяжёлую железную дверь.
Проснувшись, сосед растолкал, я сел на нарах, спустив босые ноги, и встав, сунув ноги в обувь, это были боты без шнуровки, сам я в офицерской форме, но без погон, наград и гвардейского значка тоже не было, их я ранее убрал в хранилище. Держал с наградными документами в хранилище, том, что к сети приписано. Причём, с двумя медалями убрал и орден «Красной Звезды», мне его вручили за час до задержания. Там три десятка бойцов и командиров нашего полка награждали. А это за тот день, где мы оборону прорывали, награды из штаба армии пришли по заявкам. В принципе нормально, я доволен.
Теперь, пока меня ведут по коридору наверх, о той ситуации, в которой оказался. Причём причина ареста мне неизвестна, и я недоумевал что не так сделал, и за что те решили зацепится. Меня постоянно опрашивали, но понять интереса так и не смог. Не видел, чтобы что-то одно их заинтересовало, расспрашивали обо всём. Даже как в госпитале лежал. Ладно, не об этом сейчас. Так вот, думаю началось всё, когда мы нарвались на ложный пост. Меня остановил офицер, приказал покинуть танк и доложится. Тот капитан, я лейтенант, так что покинув машину, бойцы настороже были, и когда с другой стороны двое диверсантов взлетели на танк, я заорал:
– Это немцы! К бою!
И тут же согнулся от удара прикладом в живот. Экипаж успел захлопнуть люки. Впрочем, на выстрел в щель нарвались, наводчик в плечо оказался ранен, тяжёлое ранение. Танк рванул прочь, мехвод испугался, но поступил верно. Немцы посыпались с брони. Пока заряжающий остановил Певца, пока развернулись и из пулемётов прочесали, я стоял с поднятыми руками, и меня разоружив, положили на снег, и связав, закинули в машину, после чего обе «полуторки» сорвались с места. Так что запоздалые очереди из танка вслед, проблем диверсантам не доставили. Я уже потом узнал, что те двинули дальше, встретили настоящий патруль, хотя чуть не постреляли его, сообщили о похищении своего командира, наводчика уже перевязали, дальше передали раненого встречной санитарной колонне, и встали на ночёвку в мелком городке. А к обеду следующего дня добрались до полка, где их уже ждал я. Кстати, танк перегонял офицер, выделили из комендатуры того городка, и документы на перегон справили.