Пылающие скалы
Шрифт:
Малик жалел, что связался с подобным субъектом, и ничего хорошего для себя не ждал. Надо было пресечь контакты в самом начале, а он, святая простота, настырничал, обрывал телефон чуть ли не целый месяц. Вот и дозвонился.
Расправившись с бумагами, Громков потянулся к соседней стопке и, не глядя, извлёк из самой её середины отчёт. Присутствие заинтересованного лица ничуть не сказалось на совершенно автоматическом движении его рук.
— Поглядим, чего вы там намудрили, — пробубнил он, привычно разгладив ладонью титульный лист, и очертил фамилии авторов жёлтым
— Мой коллега.
— Случайно не родственник Павла Ниловича из Госплана?
— Едва ли! — Ровнин нетерпеливо поежился.
— Кандидат? Доктор? — продолжал свои обстоятельные расспросы Громков. — Значит, такой же эмэнэс? Что-то больно много у вас науки для эмэнэсов, братцы-кролики. Сплошные дифференциальные уравнения. — Алексей Валерьянович небрежным касанием перелистал страницы. — Я-то о них после института и думать забыл, чего и вам советую. В нашем деле математика одно украшательство. Правильно говорю? — он глянул на Ровнина поверх очков и тем же незаинтересованным движением откинул ещё стопку страниц. — Важно что? Суть! — наставительно разобъяснил, подняв указующий перст. — Согласен?
— Согласен, — через силу выдавил из себя Марлен.
— Ну и молоток, — удовлетворённо цыкнул зубом Громков. — Это что, установка? — спросил он, разглаживая завернувшийся лист, на котором, щедро приляпанная резиновым, ещё сохранившим специфический запах клеем, красовалась фотография реактора, сработанного непревзойдённой горелкой дяди Вани. — Жидковато.
— Первая прикидочная модель, — прочистив враз пересохшее горло, возразил Малик. — Не она важна, а принцип.
— К принципу мы ещё вернёмся, — жёстко отсёк Алексей Валерьянович. — Вы лучше скажите мне, чем отличается ваш реактор от предложенного ещё десять лет назад мною и Бессом?
— Чем отличается? — по-школярски переспросил Ровнин, теряя почву под ногами. — У нас, как вы видите, вихревая камера, где газы закручиваются в турбулентный поток. — Он привстал, указывая соответствующий узел на чертеже. — Но мы, собственно, и не претендуем на оригинальность аппаратурного оформления. Новизна, повторяю, в принципе.
— “Новизна”! — фыркнул с коротким смешком Громков. — Вихревые камеры были ещё до царя Гороха. Я сознательно отказался от них ради “кипящего слоя”. Надеюсь, вам известно, что это такое?
— А как же, Алексей Валерьянович. У нас есть все ваши статьи. Мы ссылаемся на них в списке литературы.
— Тогда вы должны знать, почему мы выбрали для рудно-топливных окатышей именно “кипящий слой”, и не городить отсебятину.
— Но мы-то не делаем окатышей, — незаметно для себя Ровнин повысил голос. — В том-то и существо нашего метода, что руда и топливо нагреваются раздельно.
— Ром отдельно, баба отдельно? — Алексей Валерьянович издал негромкий, но явно осуждающий посвист. — Знаете, как одного спросили, любит ли он ромовую бабу?.. Всё человечество вот уже десять тысяч лет греет совместно, а у них, изволите видеть, по разделениям. А на кой?
— Так в этом же вся суть! Восстановление идёт в основном за счёт самой активной составляющей топлива — летучих продуктов.
— Значит, во всём мире живут одни дураки? Значит, одни вы с этим… с Ланским самые умные?
— Ну, почему?..
— Не знаю, почему, но так получается. На всех коксохимических заводах стараются поскорее выгнать эти ваши летучие, чтобы получить кондиционное топливо, а вы с ними носитесь как с писаной торбой. Оригинальничаете?
— Неужели не ясно, что речь идёт о принципиально ином подходе к химизму металлургических процессов? — Отчаявшись пробиться сквозь глухую стену непонимания, Ровнин выхватил свой отчёт и лихорадочно бросился отыскивать сравнительную таблицу, с предельной полнотой демонстрирующую преимущества высокомолекулярных восстановителей. — Это конкретная цепочка реакций, которыми можно управлять как угодно…
— Ничего у вас не получится. — Громков, казалось, никак не прореагировал на таблицу. Но, войдя в раж, Малик этого уже не замечал.
— Вот оно где, комплексное использование! — яростно наступал он, вскочив с места. — Причём грамотное, выверенное до мелочей! Химия, к вашему сведению, наука точная.
— А кто возражает? — Тон Алексея Валерьяновича внезапно сделался примирительным, почти задушевным. — Занимайтесь себе своей химией сколько хотите.
— То есть как? — опешил Марлен.
— Очень просто, — недоумённо развёл руками Громков. — Собственно, от меня-то вам чего надо?
Ровнин, не находя слов для ответа, задохнулся, беззвучно раскрыл рот и опустился на стул.
— Ко мне-то вы зачем пожаловали? — продолжал допытываться Громков.
— С кем же ещё посоветоваться? — удивлённо заморгал Малик, отирая вспотевший лоб. — И установку вашу, Алексей Валерьянович, своими руками пощупать очень хотелось.
— Для какой же, любопытно узнать, надобности? Вам, как я понимаю, наше направление не приглянулось.
— Мы собираемся потихоньку переходить к полузаводской, а это, сами знаете, новое качество. Тут ваш опыт особенно драгоценен.
— Кто бы мог подумать, — Громков насмешливо поскрёб подбородок. — А вы, собственно, у кого работаете?
— В проблемной лаборатории Доровского.
— Это который членкором в Новосибирск уехал? Ничего не скажешь, ловкач!
— Почему ловкач? У него имя!
— Разве я в осуждение?.. И во сколько же оценивает Доровский ваш титанический труд?
— Как везде.
— Положим, не везде, но с шефом вам явно не подфартило. Как дальше-то жить планируете?.. Небось заявку на свой сногсшибательный принцип оформить не догадались?
— Почему? Подали.
— И публикации есть?
— Три статьи.
— Молодцы, расторопными оказались. Только бесполезно это всё без прикрытия. Жалко мне вас, братцы. Мало того, что из вздорной затеи ничего путного не получится, так вас ещё и сожрут с потрохами. Жизнь, она беспощадна.
— Получится! — с полной уверенностью заявил Марлен. — Уже получилось. Вы взгляните, полный баланс. Мы даем кокс и окисленную органику, пригодную для дальнейшей переработки. И, конечно, само собой разумеется, даём металл…