Пылающий бог
Шрифт:
Горожане продолжали напирать.
Суцзы схватил Рин за плечо.
– Чего ты ждешь? – просипел он.
Через канал с душой Катая Рин обратилась к глубинам своего разума, где терпеливо дремал бог.
«Отомсти им», – приказала она.
«Как пожелаешь», – ответил Феникс.
И Рин пошла по полю сорго, чтобы смести все огнем. Она убивала всех подряд без разбора. Превращала людей в пепел – и врагов, и гражданских. Жители Лэйяна встречали огонь с улыбками на губах.
Они сделали выбор. Принесли себя в жертву.
За ней пошли в атаку войска, сверкая клинками в огненной ночи. Они сломали строй, но строй больше ничего не значил, остались только тела,
Вот так мы отвоюем юг, думала Рин, пока все вокруг поглощала волна огня. Идти вперед теперь было так легко. Рин не видела лиц, не видела боль. Только смутные контуры.
Они вернут себе юг лишь численным преимуществом. Не мечом, а телами. Мугенцы и Республика сильны, но южан больше. И если южане вышли из грязи, как гласят все легенды, то сокрушат врагов подавляющей силой земли и будут давить до тех пор, пока те еще дышат. Южане закопают врагов под своими телами. Утопят в своей крови.
Глава 6
Потом началась зачистка.
Рин ошалело брела по полю сорго, превратившемуся в ровный покров серого пепла. От ее одежды медленно струились спирали дыма. Она не притрагивалась к опиуму с начала похода, но сейчас ощущала знакомую эйфорию, зуд возбуждения, начинающийся с кончиков пальцев и разливающийся по груди к сердцу.
В Тикани летом повсюду было полно муравьев. Сухость и жара доводили злобных красных созданий до исступления, и они нападали на любого ребенка или животное, встретившиеся на пути. От одного укуса вздувался волдырь, десяток мог быть смертельным. Горожане мстили, поливая муравейники кислотой из подвешенных к длинным жердям кувшинов. Рин вспомнила, как в детстве сидела на корточках с пустыми кувшинами в руках и, прищурившись, наблюдала за разрушенной цивилизацией, пенящейся и сгорающей под солнечными лучами. Она всегда слишком долго выжидала. Ей нравилось слушать шипение кислоты, просачивающейся в самые глубокие муравьиные туннели. Нравилось видеть, как муравьи лихорадочно высыпают наверх, прямо в лужицы кислоты, которые она аккуратно разместила вокруг. Нравилось наблюдать, как они сучат лапками, корчатся и растворяются.
И сейчас она ощущала похожее удовольствие, садистский восторг от того, как на глазах испаряются люди, и осознания, что это сделала она. Что она обладает подобной властью.
«Да что со мной такое?»
Она ощущала такое же странное ликование, как когда отравила Ма Льена. Но сейчас не пыталась отделаться от этого чувства. Она купалась в нем. Ее власть питается яростью, а оборотная сторона медали – удовольствие от возмездия.
Лэйян не вымер полностью. Когда солдаты Рин обыскивали руины в поисках тех жителей, у которых еще остался воздух в легких, они обнаружили, что таковых на удивление много. В панике и бешенстве мугенцы действовали беспечно, а не с жестокой точностью. Кололи и рубили любую незащищенную плоть, вместо того чтобы метить в жизненно важные органы.
Но все же Лэйян был мертв. Люди больше не могли здесь жить. Их осталось слишком мало, дома и все пожитки уничтожены. Им придется идти вместе с армией Рин дальше на юг, чтобы найти новый дом в тех городах, которые будут готовы их приютить.
Но выжившие в Лэйяне были свободны. И оно того стоило.
Каким-то чудом сам Цинень выжил. Узнав, что он в сознании, Рин пошла с ним повидаться.
Горстка лекарей Коалиции южан превратила в полевой госпиталь скотобойню – одно из немногих зданий в центре Лэйяна, не сожженных дотла. Они обрабатывали раны уцелевших, как умели, но не могли избавиться от вони горелых свиных внутренностей. К концу дня в воздухе стоял густой и липкий запах
Цинень лежал на простыне снаружи, куда лекари отправляли всех пациентов, не нуждающихся в немедленной операции. Выглядел он кошмарно. Правую сторону тела покрывали ожоги, а кожа лица так жутко сморщилась, что он мог говорить только хриплым путаным шепотом. Его глаза были открыты, но заплыли, правый зрачок затянула белая пленка. Рин не понимала, видит ли он ее, пока его лицо не исказила жутковатая болезненная улыбка.
– Мне жаль… – начала она, но Цинень схватил ее за руку с удивительной силой.
– Я же говорил, – просипел он. – Говорил, что мы будем сражаться.
Отряд сопротивления во главе с Циненем действовал не в одиночку. Похожие организации существовали по всему Улью. Рин обнаружила это, когда города вокруг Лэйяна стали один за другим с поразительной скоростью разделываться с оккупантами.
Без центрального руководства из Лэйяна оставшиеся мугенские солдаты были разобщены и отрезаны от коммуникаций, ресурсов и подкреплений. Вооруженные ножами и мотыгами горожане воспользовались возможностью и начали сражаться. Стали поступать сообщения о восстаниях по всей провинции Петух – люди брались за оружие и возвращали города прежним владельцам.
Рин отправила несколько эскадронов Чжуденя по всему Улью, чтобы ускорить процесс, и после этого сражения за окружающую территорию заняли не больше двух недель. Некоторые мугенские войска оказывали сопротивление и погибали в огне, желтом газе, стали и крови. Другие сдавались, моля об изгнании или снисхождении, но их немедленно казнили городские комитеты.
Объезжая Улей, Рин стала свидетельницей прокатившейся по провинции волны насилия.
В некоторых деревнях жители уже обезглавили мугенских солдат и насадили их головы над воротами, словно приветственные праздничные фонари. В другие города Рин прибывала в самый разгар резни. Несколько дней тянулся извращенный парад жестокости, настоящая оргия.
Рин поразила изобретательность издевательств. Освобожденные южане гнали голых мугенцев в цепях по улицам, а прохожие тыкали в них ножами. Мугенцев заставляли часами стоять на коленях на битых кирпичах, с жерновами на шеях. Их сжигали живьем, четвертовали, душили и бросали трупы в грязные гниющие кучи.
И жертвами становились не только мугенцы. Самую суровую кару победоносные освободители приготовили для предателей – городских чиновников, купцов и судей, которые склонились перед правлением Федерации. В одном городе в трех милях от Лэйяна Рин наткнулась на публичную церемонию, когда трех человек привязали к столбам – голыми и с тряпками во рту, чтобы заглушить крики. В углу две женщины прокаливали длинные ножи над огнем. Клинки светились зловещим оранжевым сиянием.
Рин догадалась, что дело кончится кастрацией.
Она повернулась к Суцзы:
– Ты знаешь, в чем виновны эти люди?
– Конечно. Торговали девушками.
– Что-что?
Он повторил.
– Они заключили с мугенцами сделку, чтобы те не хватали девушек прямо на улицах. Каждый день они забирали несколько женщин, обычно бедных или сирот, за которых некому заступиться, и приводили их в штаб-квартиру мугенцев. На рассвете возвращались, забирали женщин, приводили их в порядок и отправляли домой. Тем самым они оберегали совсем юных девочек и беременных женщин, хотя вряд ли те, кого они выбирали, были счастливы. – Он не моргая смотрел, как на помост поднялась девочка явно не старше четырнадцати и вылила чан кипятка на головы осужденным. – Они говорили, что это в интересах города. Но видно, не все согласны.