Пылающий бог
Шрифт:
– Ты ее видишь? – Она помахала перед Катаем запястьем. – Маленькую призрачную ладошку?
– Ты могла бы привязать к руке крюк.
– Ни за что!
– Ну, тогда клинок. И тогда начала бы тренировки.
Рин бросила на него раздраженный взгляд.
– Ладно, как-нибудь выкрою время.
– Никогда ты не выкроишь время, – сказал Катай. – Если будешь продолжать в том же духе, то первый же раз, когда тебе придется столкнуться с мечом, станет и последним.
– Я не нуждаюсь…
– Ты сама прекрасно знаешь, что меч может понадобиться. Рин, подумай, что случится, когда…
– Не сейчас, –
Рин ненавидела упражняться с мечом. Терпеть не могла, что теперь приходится кое-как справляться левой рукой с теми задачами, которые правой она делала машинально. Она казалась себе беспомощной и глупой неумехой и очень долго убеждала себя, что по-прежнему сильна. Впервые она взяла в руку меч через неделю после операции, и левая рука так задрожала от слабости, что Рин немедленно и с отвращением отшвырнула оружие. Она просто не могла вынести этого еще раз.
– Я понимаю, в чем проблема, – продолжил Катай. – Ты встревожена.
– Вовсе я не встревожена.
– Чушь. Ты в ужасе. Вот почему увиливаешь. Ты боишься.
И на то есть веская причина, подумала Рин.
Боль в запястье была не проблемой, а лишь симптомом. Рин во всем искала подвох. То их позицию могли раскрыть. То мугенцы могли прознать, что они приближаются.
Или они просто-напросто проиграют.
Прежде ей не приходилось иметь дело с такой отличной обороной. Мугенцы в Худле знали, что войска Рин наступают, и караульные ее армии были настороже уже много дней. Теперь они больше всего боялись ночных вылазок, хотя мало кто решился бы устроить засаду в темноте. Предстоящая операция будет нелегкой.
И Рин не может ее провалить.
Худла – это проба сил. С тех самых пор, как они сбежали из Арлонга, Рин просила наместника провинции Обезьяна поставить ее во главе армии, но снова и снова получала ответ, что не может вести все войско в сражение, не имея опыта. Сегодня ей наконец-то дали командование. Ее задача – освобождение Худлы. До сих пор Рин сражалась в одиночестве – огненный факел, который Коалиция южан бросала в битвы, словно снаряд массового поражения.
Теперь она вела в бой бригаду из сотен человек.
Солдаты будут драться под ее командованием. И это вселяло в Рин ужас. А если они погибнут под ее командованием?
– Нам нужно действовать как часы, – сказал Катай. Они повторяли план уже с десяток раз, но сейчас Катай говорил просто для того, чтобы она успокоилась. – Караул меняется каждые тридцать минут. Ты услышишь, когда изменятся голоса. Подберись как можно ближе еще до заката и нападай во время смены караула. Сигналы помнишь?
Рин глубоко вздохнула:
– Да.
– Тогда тебе не о чем волноваться.
Если бы!
Тянулись минуты. Рин смотрела, как солнце скрывается за горами – неохотно, словно его тянет к себе какое-то чудовище, засевшее в долине.
После того как Рин пробудила Феникса на острове Спир и завершила Третью опиумную войну, официальной капитуляции от Федерации Муген так и не последовало. Император Риохай и его сподвижники в один миг превратились в обугленные статуи под горами пепла. Никто из императорской семьи не выжил, некому было вести переговоры о мире.
А значит, не было ни перемирия, ни договора. Ни один мугенский генерал не предоставил
Однажды она уже подвела юг. И больше себе такого не позволит.
– Кадзуо говорит, что корабли все еще прибывают, – раздался голос на мугенском. Мальчишеский голос, тонкий и звонкий.
– Кадзуо – полный кретин, – отозвался его спутник.
Рин и Катай пригнулись в высокой траве. Они подкрались к лагерю мугенцев так близко, что слышали неспешную болтовню патруля, приглушенные голоса далеко разносились в неподвижной ночи. Рин уже больше года не разговаривала на мугенском и успела его подзабыть, ей пришлось напрягать слух, чтобы понять, о чем идет речь.
«Их язык похож на стрекотание насекомых», – однажды посетовал Нэчжа, когда они были еще наивными детьми в тесных аудиториях Синегарда, когда им еще только предстояло осознать, что они готовятся не к гипотетической войне.
Как помнила Рин, Нэчжа ненавидел уроки мугенского, не понимал обычный для этого языка быстрый темп и постоянно передразнивал мугенское произношение, так что однокашники хохотали над его тарабарщиной, звучавшей как настоящий мугенский.
«Зы-зы-зы, – издавал он звуки сквозь сомкнутые зубы. – Прямо как мошки».
Прямо как сверчки, думала Рин. В глубинке именно так мугенцев и называли. Рин не знала, новое это ругательство или старое, воскрешенное из прежних времен, еще до ее рождения. Она не удивилась бы, если бы слово оказалось старым. История движется по кругу, теперь она уже хорошо это поняла.
– Кадзуо сказал, что корабли прибывают в порты провинции Тигр, – сказал первый парень, совсем молоденький. – Швартуются незаметно и перевозят наших обратно, потихоньку…
Второй патрульный фыркнул:
– Чушь собачья. Мы бы уже знали, если бы это было так.
Ненадолго установилась тишина. Кто-то заворочался в траве. Рин поняла, что патрульные легли. Может, смотрят на звезды. Так глупо с их стороны, совершенно безответственно. Но голоса были такими юными, не как у солдат, совсем детские. Может, они просто не знают, как положено себя вести?
– Луна здесь совсем другая, – мечтательно произнес первый часовой.
Рин узнала фразу. Она учила ее в Синегарде – это старая мугенская пословица, афоризм, извлеченный из мифа о паромщике, который полюбил женщину, живущую на далекой звезде, и построил для нее мост между двумя мирами, чтобы они наконец-то смогли обнять друг друга.