Пылающий храм
Шрифт:
— Я не знаю, знаком он мне или нет.
— Как так может быть? Вы его или знаете, или нет, третьего не дано.
— Но я не могу понять, — почти жалобно сказал консультант. — Я не могу понять, знаю его или нет.
— Ну охренеть, — процедил дядя. Лонгсдейл отвернулся к окну, и на его ремне Маргарет увидела закрепленные на пояснице ножны под трехгранный клинок.
5 января
Натан с чашкой кофе в руке прислонился к оконному откосу. Внизу, у входа в департамент, кишели зеваки и журналисты. Двери распахнулись,
Бреннон вернулся к столу и без особого восторга осмотрел гору бумаг. Наверху стога светили красной эмблемой прямо в глаза два отчета пожарной бригады. Первый, по храму, Натан еще раз бегло пролистал. Лучше не стало. Причина пожара не установлена, очаг возгорания не найден, средства, благодаря которым поджигатель добился огня такой силы, неизвестны. В церкви, уверял шеф пожарной бригады, не обнаружено ничего, что могло бы так полыхнуть. Второй отчет, касательно дома Фаррелов, ничем не отличался от первого, разве что отчаяние и недоумение между строк ощущались сильнее.
Бреннон отодвинул отчеты и долил себе кофе. После долгих и мрачных раздумий он твердо решил разделить обязанности — полиция ищет Душителя, Лонгсдейл занимается ифритом. Натан полагал, что не вправе рисковать жизнями полицейских в заведомо проигрышной схватке с нечистью. А вот жизнью консультанта…
«Если он вообще человек», — подумал комиссар. Любого человека можно убить, да что там — всякое живое существо; так что же это за тварь, которую нельзя? Лонгсдейл мог сколько угодно уверять, что опасается ифрита — но тогда, на озере, Натан сам видел, как консультант был убит, и видел, как срастались в открытой ране его легкие и сердце. Звук, с которым сходились края разорванных тканей и сломанных костей, ему не удалось забыть до сих пор.
Бреннон хлебнул кофе. Он мог описать любого человека, с которым ему доводилось говорить — он знал, каков каждый из них: Бройд, Риган, миссис ван Аллен, даже дворецкий консультанта и его пес. Однако понять, каков же сам консультант, он не мог, будто вся личность Лонгсдейла была собрана из отдельных кусков, и Натан видел то один лоскут, то другой, но никогда не улавливал целого. Разве что когда внезапно, на долю секунды, показывался тот, другой человек.
«Но как же он стал… этим? И почему ничего не помнит? Как вообще можно такое забыть?!»
Натан нахмурился. Что за странный ответ — не «Я не знаю», а «Я не помню». Словно Лонгсдейл был уверен, что раньше помнил или должен бы помнить, но забыл. Почти так же странно, как отвечать не «Я бессмертен», а «Меня нельзя убить».
«Есть, — подумал комиссар. — Я видел, что он умер».
И вздохнул. До чего же надо дойти, чтобы доверить жизни тысяч людей неведомой твари, которая и сдохнуть–то нормально не может.
— Сэр? — позвали из–за двери.
— Угу, — отозвался Бреннон, — входи.
Риган за минувшие трое суток осунулся, побледнел и даже похудел — пухлые розовые щеки обвисли и посерели, под глазами появились синяки.
— Спал? — осведомился комиссар.
— А? Кто, я? — пробормотал детектив, явно не очень соображая, на каком он свете. — Д-да, сэр. Вчера. Вроде бы.
— Сейчас доложишься — и свалишь домой. И чтоб спал там, а не работал. Усек?
— Да, сэр, — Риган тупо пошуршал бумагами, очнулся и с натужной бодростью сказал: — Я допросил еще раз всех присутствовавших на последней вечерне, а также соседей, экономку и тех, кто ссорился с отцом Грейсом.
— Начни с этих.
— Что, со всех?
— А сколько их там?
— Много, — печально отвечал Риган. — Я, конечно, составил список…
— У кого–нибудь был повод натравить на патера нечисть?
— Не до такой степени, сэр. Его не любили, но вряд ли ненавидели. Кроме того, — помолчав, добавил Риган, — разве для этого не нужны особые знания? Я не представляю, где зеленщики и бакалейщики смогли бы их добыть.
— Можно было бы поискать у них в домах всякие книги, но у нас нет оснований для обысков, и где взять столько людей? Но не упускай это из виду. Еще имей в виду, что теперь у нас есть родственники убитых детей.
Риган кротко вздохнул.
— Восемь лет — вполне достаточно для того, чтобы найти нужные книги и освоить хотя бы одно заклинание, — сказал Бреннон.
— Но если кто–то из них узнал, что Грейс убивал детей, почему этот кто–то не обратился к нам, сэр?
— Потому что в прошлый раз мы им ничем не помогли, — угрюмо ответил комиссар. — В общем, отслеживай каждый подозрительный шорох со стороны соседей и родственников детей. Особенно если кто–то будет ошиваться около церкви. Давай дальше.
— Двайер и ваш консультант ищут в доме Грейса всякие следы… — Риган замялся. — Ну, того, что он сам это… по части нечисти и такого… Пока не нашли. Соседи за ним ничего похожего не замечали. Что касается последней вечерни, — он протянул Натану лист бумаги, — мы составили список всех, кто там был. Никто не видел в церкви посторонних. Хотя, сэр… — Риган снова вздохнул. — Честно говоря, ведь если… если убийца умеет вызывать нечисть, то почему бы ему не уметь становиться невидимым?
— Мда.
— Тогда какой вообще смысл? — тихо спросил детектив. — Зачем мы все это делаем? Если он может все, и даже то, что мы представить не в силах — для чего все это? Пустая трата сил и времени, разве нет? Сэр, как вы работаете, зная, что нам до него никогда не дотянуться?
— Кто тебе сказал, что не дотянуться?
— А как, если он не оставляет следов?
— Следы оставляют все, — отозвался комиссар. — Даже ифрит, хоть и бесплотный. А на всякую магию у нас есть консультант.
— Ага, и собака, — пробормотал Риган. — Найдет по запаху. А если Душитель вообще не человек?