Пылающий огонь у водной глади
Шрифт:
— Видишь вон то двенадцатиэтажное здание?
Харуюки перевёл взгляд на застройку, сильно уступавшую современной по высоте. На глаза ему попался жилой дом, по высоте немного обгонявший остальные.
— Э-э... а, да. Я, правда, вижу только верхушку, и не могу сказать, сколько там этажей...
— Оно двенадцатиэтажное. Когда-то я жила в нём на десятом этаже. Но это было давно, и тот дом уже снесли.
— О-о, вот оно что... — только и смог что ответить застывший на месте Харуюки.
Икудзава повернулась к нему и сказала:
— Спасибо, Арита. Я считала, что раз нас мало, то нас простят за то, что выставка будет сделана абы как. Но теперь посетители наверняка придут в восторг.
— А... т-то есть, оставляем в таком виде?..
— Конечно. Все согласны? — спросила она, оборачиваясь, и остальные четыре человека дружно согласились.
Промолчал только Ока. Вернее, он издавал какие-то нечленораздельные звуки и никак не мог оторвать глаза от старинных спортивных автомобилей, разъезжающих по улице.
Харуюки с облегчением вздохнул, расслабился и поклонился Икудзаве.
Близилась половина десятого, время официального открытия фестиваля. Харуюки быстро бежал по коридору в сторону школьных ворот.
Впереди ему предстояла сложнейшая задача — встреча с Нико, Пард и Рин одновременно, но его голову забили другие мысли.
«Что, если бы я был бёрст линкером женского пола?»
Пожалуй, в таком случае он действительно мог бы испугаться, когда к нему подошёл бы Ока, безнадёжный фанат классических автомобилей. Пусть даже умом он понимал бы, что он, в общем-то, неплохой парень.
Конечно же, на эти мысли его наталкивала ночная исповедь Нико. Она рассказала ему, что чем больше времени девушки проводят в Ускоренном Мире, тем сильнее ощущают беспомощность в реальном, и от этого начинают бояться.
Откровенно говоря, пример такого поведения он знал. Когда-то Черноснежка окружала себя атмосферой совершенной неприступности, что в рекреации, что в локальной сети. Возможно, она вела себя так из-за того, что от долгого заточения дуэльного аватара в ней накопился страх.
Нико сказала ему, что он развеял этот страх. Конечно же, Харуюки никогда не осознавал этого. Он вообще думал только о себе и никогда не замечал чувства окружавших его людей.
Но он мог поклясться себе.
«Я больше никогда и ни за что не раню ни Черноснежку, ни друзей по Легиону, ни Тию, ни Таку, ни Нико, ни Пард, ни Рин. Я не позволю им страдать и печалиться из-за меня. Я сделаю всё, что смогу, чтобы с их лиц не сходила улыбка.»
А первое, что он должен сделать ради этого — насладиться культурным фестивалем.
Надев уличную обувь, он трусцой побежал через передний двор в сторону ворот.
В золотистом свете утреннего солнца он увидел рядом с праздничными вратами двух одетых в красное девушек из Проминенса и уже успел вскинуть руку... но затем ошарашенно застыл. В метре от них стояла ещё одна девушка, пришедшая, как они и договаривались, в зелёном.
Ему не понадобилось смотреть ни на мягкие короткие волосы, ни на перекинутую через плечо сумку, чтобы понять, что это Кусакабе Рин, бёрст линкер легиона Грейт Волл, любимая сестрёнка Аш Роллера... и, в то же время, он сам.
Конечно, между Проми и Грево действовал пакт о ненападении. Но пусть Нико с Рин и выглядят так, словно не считают друг друга врагами, спасибо за это стоило сказать лишь тому факту, что все они — бёрст линкеры Шести Великих Легионов. Впрочем, нет, — если они стоят так близко друг от друга, не означает ли это, что никто из них еще не успел понять, сколько берст линкеров здесь собралось? А если вдруг поймут, не разгорится ли прямо здесь битва?
«Этого нельзя допустить ни в коем случае! Сначала надо написать одной из них письмо и заставить отойти в сторону...» — подумал Харуюки, но...
В этот самый момент Нико и Рин, с любопытством оглядывавшиеся по сторонам, одновременно увидели Харуюки.
Их лица тут же расплылись в улыбках, они одновременно помахали Харуюки правыми руками... а затем переглянулись. Следующие две секунды они молча смотрели друг другу в глаза.
Харуюки почувствовал, как у него сводит живот, и как на него нападает сильнейшее желание развернуться и бежать, которое он, впрочем, сумел побороть. Он решил, что разумнее всего будет разведать обстановку перед тем, как что-либо делать. В конце концов, как учила его Черноснежка, отступления — к чертям собачьим. С другой стороны, эти же слова отлично подходили для какой-нибудь самоубийственной атаки.
«О-о-о!» — мысленно взревел Харуюки, словно камикадзе, и бегом подбежал к девушкам.
Затем он широко улыбнулся и сказал... вернее начал:
— П-простите, что я так поздно! Добр...
— Эй, Харуюки. Это ещё кто?
— А-а, Арита... кто... эти люди?
В глубине глаз Нико загорелся огонёк. Глаза Рин начали слезиться. Попав под этот перекрёстный обстрел, Харуюки застыл. А Пард, смотревшая прямо на него, тихо прошептала, не меняясь в лице:
— GL.
«Раз уж дошло до такого, остаётся лишь действовать в лоб».
Следуя принятому решению, Харуюки представил Нико и Рин как «друзей по игре».
Первой на эти слова отозвалась Нико, которая в последнее время часто заходила домой к Харуюки и моментально догадалась, что всерьёз он воспринимает только одну «игру». Она встала точно напротив Рин, всунула большие пальцы в карманы джинсовых шорт и повела подбородком.
— Ты из какого?
Этим она показала, что догадалась, кто такая Рин. Возможно, она почувствовала это с самого начала. Рин сжала в руках подол своей тонкой зелёной туники и тихо ответила: