Пылающий Север
Шрифт:
— У меня тут несколько вопросов появилось. Что ещё узнали у этого пленника?
— Они — кочевой народ, ты был прав. И действительно родом из другого мира. Так что я приношу свои извинения за намёки в адрес твоих людей. Я поспешила в своих суждениях, это недопустимо. То, что две разведывательные партии — твоя и их — ни разу не встретились, вполне объяснимо. Утверждение пленника, что чужаки уже заняли северные области, как оказалось, грешило натяжкой. Ещё не успели освоить, только закончили исследовать. Так что прошу прощения.
— Мне не нужны извинения, — нетерпеливо возразил я. — Продолжай
— Это великодушно с твоей стороны. Я проверила твоё предположение по поводу глобальной катастрофы, вынудившей их народ выбрать себе новое обиталище — мир, пригодный для жизни.
— Но я не высказывал такое предположение!
— Ты на него намекнул. Идея имеет право на существование. Но нет — у них на родине всё благополучно. И это — наше счастье, потому что таких кланов, как их, там много. Если бы была катастрофа, их масса создала бы нам очень серьёзные проблемы. Катастрофические проблемы. Люди эти — хорошие бойцы, они с детства учатся сидеть в седле, охотиться, владеть оружием. Война для них дело чести, этим они от нас не отличаются. И, как любой кочевой народ, легки на подъём, для них набеги — обыденное дело, оно не требует долгих обсуждений. Если бы их подпирала необходимость во имя выживания как можно скорее завоевать новый мир, нам пришлось бы очень и очень тяжело. Не уверена, что мы бы справились. Как поняла, в их мире намного больше кочевых, чем осёдлых народов.
— Странно. И как же тогда у них обстоят дело с земледелием?
— Правильный вопрос. Сразу видно человека, ответственно занимающегося хозяйством на своих землях. Наш собеседник не совсем разобрался в сути моих вопросов на эту тему, но, как я поняла, общаясь с ним — у этих кланов нет привычки жить рядом с обработанными полями. Неважно, чем они засажены — злаками или овощами. Вместо ухода за посевами у них действует магия, а вместо защиты от разграбления — система запретов и закон. Единый для всех кочевых кланов.
— Они обрабатывают поля, но при этом кочуют?
— Тебя это больше всего удивило? Моего собеседника, нашего пленника, изумило, почему я вижу в таком порядке что-то странное. Его слова: «Как можно выпасать скот там же, где высеян хлеб»? Очевидно, что они обрабатывают поля и навещают их по необходимости, а всё остальное время пасут скот на свободных пастбищах в отдалении от посевов. Или ходят в набеги на соседние миры. Кстати, если говорить обо мне, то лично меня заинтересовала столь широко и свободно применяемая магия. Ты снова оказался прав — чародейство у них развито лучше, чем у нас. По крайней мере, если говорить о пространственном и сельскохозяйственном чародействе. Будем надеяться, в боевом они не столь искусны. Иначе у нас неизменно возникнут проблемы. Очень и очень серьёзные проблемы.
— Что сделали с пленником, кстати?
— Везём. А что с ним, по-твоему, надо было сделать? Какова твоя идея?
— Да нет никаких идей. Просто хочу задать ему несколько вопросов.
— По поводу численности их армии? Уже спрошено.
— Нет. По поводу мировоззрения.
Аштия подняла одну бровь — только у неё получалось сделать это столь изящно и многозначительно. Ни у кого больше я не встречал такой живой, такой назидательной мимики. Она здорово научилась
— Зачем тебе нужно его мировоззрение?
— Потому что меня очень интересует, что он имел в виду, говоря о военной игре, которую мы начали первыми. Почему первыми-то?
— Представить нас виноватыми и оправдать вторжение.
— Им не надо оправдывать вторжение. Ну подумай сама! Они совершенно иначе воспринимают жизнь, чем вы или чем это делают у меня на родине. Они кочевники и, как ты сама сказала, постоянно ходили и ходят в набеги, для них это нормально! Да, мне проще это понять и вообразить. Он бы не сказал «военная игра», если бы им было нужно оправдание.
— Мне кажется, ты запутал. Объясни.
— Кстати, я согласен с тобой, и это действительно свойственно многим кочевым народам — видеть в постоянной войне обыденность, по сути, единственную цель в жизни, единственное настоящее развлечение. Нет, я не настаиваю, что наши оппоненты — агрессоры по своей натуре и так развлекаются. Просто любопытно узнать, какое же у них отношение к войне.
Аштия снова оглянулась с любопытством.
— Но ты ведь сам обрисовал его.
— Я лишь предполагаю. И хочу знать точно.
— Ты считаешь, для нас это важно — их отношение к войне?
— Да, считаю, что очень важно. Определяет, например, возможность договориться.
— Пока не возникает мысли о необходимости переговоров.
— Она может возникнуть. Особенно если их соотечественники — другие кланы — сочтут своей обязанностью вмешаться.
— Любопытное предположение. И опасное. Вести разговор о переговорах с врагом до того, как эту тему поднимет государь, может быть приравнено к предательству и государственному преступлению. Но, поскольку верю, что злого умысла ты не имеешь, признаю, что, пожалуй, теория имеет право на существование.
— Ты же прекрасно понимаешь, что может повернуться по-разному. Тем более что император здесь. И если события будут развиваться не лучшим образом, на переговоры придётся пойти. Так что стоило бы рассмотреть возможность переговоров прямо сейчас.
— Вот что мне точно не по вкусу, особенно после случившегося. Ты предлагаешь проглотить такое оскорбление, сделать вид, будто всё в порядке — и затеять переговоры?!
— Не тебе это решать. И не мне. Ты, как и я — военный чин. А война — лишь один из инструментов политики.
Она усмехнулась, не поворачивая ко мне лицо. Какой сдержанный профиль!
— Ладно. Считаем, что обменялись ударами на равных. С тобой бывает очень интересно вести дискуссию!
— Аштия! — окликнул император, и она увела своего пластуна от моего.
А я примерно в то же самое мгновение почувствовал тревогу. Не на пустом месте — услышал шум. Довольно смутный, на грани сознания, но опыт — великое дело, на учениях я привык слышать и воспринимать именно такие. Дозорные на фланге что-то обнаружили и спешат сообщить? Чушь, они не стали бы нарочито шуметь, иначе как в случае нападения на них. Причём внезапного нападения, и крупными силами, с которыми не справятся десять человек.