Пыльная зебра
Шрифт:
Но поскольку иного пути не было, мы засели за разработку каталога. Били считал, что нам надо нарисовать его, но ни он, ни я художественными способностями ни отличались. Я предложил вырезать иллюстрации из журналов. Но эта мыслишка тоже была не фонтан, потому что на рекламных картинках товары обычно изображаются приукрашенными, художники заботятся только о том, чтобы привлечь внимание.
И снова Билл подал великолепную идею.
– Ты знаешь тот детский словарь, который мне подарила тетя Этель? Почему бы не послать его? В нем много картинок и почти ничего не написано.
Мы отправились в комнату Билла и в поисках словаря стали перерывать весь тот хлам, который у него накопился. Нам попался старый букварь, по которому Билл когда-то учился читать, и мы решили, что он еще лучше словаря. В букваре были хорошие, простые картинки, а текста почти никакого не было. Вы знаете, о какого рода книжке я говорю - там стоит буква А и нарисован арбуз, буква Б и барабан и так далее.
Мы отнесли букварь в кабинет и положили его на стол, прикрыв им пятно, а сами пошли обедать.
Наутро книга исчезла, и это было немного странно. До сих пор все исчезало только во второй половине дня.
Примерно после полудня мне позвонил Льюис.
– Я иду к вам, Джо. Есть у вас поблизости какой-нибудь бар, где бы мы могли потолковать в глазу на глаз?
Я сказал, что такой бар есть всего в квартале от меня и что мы потратимся там.
Быстренько справившись с делами, я вышел из конторы, рассчитывая прийти в бар пораньше и перехватить рюмочку еще до прихода Льюиса.
Не знаю, как Льюис успел, но он меня опередил и уже сидел в угловой кабине. По-видимому, он мчался так, что нарушил все правила уличного движения.
Он уже заказал две рюмки и сидел с заговорщическим видом. Он все еще не мог отдышаться от спешки.
– Мардж рассказала мне все, - молвил он.
– Я так и думал.
– На этом можно заработать кучу денег, Джо!
– И об этом я уже подумал. Так что я хочу предложить вам десять процентов...
– Да нет же, вы послушайте, - запротестовал Льюис.
– Одному вам такое дело не потянуть. Я и пальцем не пошевельну меньше чем за пятьдесят процентов.
– Я принимаю вас в дело, - сказал я, - потому что вы мой сосед. Я в этом техническом бизнесе ни черта не понимаю. У меня есть кое-что, в чем я не разбираюсь, и мне нужна помощь, чтобы выяснить, что это, но я в любое время могу обратиться к кому-нибудь другому...
Мы пришли к соглашению рюмки через три: он получал 35 процентов, я 65.
– Теперь, когда все утряслось, - сказал я, - может, вы мне скажете, что вы там разузнали?
– Разузнал?
– О том кубике, что я вам дал. Вы бы не стали мчаться сюда, заказывать заранее выпивку и ждать, если бы чего-нибудь не разузнали.
– Видите ли, в сущности...
– Погодите-ка минутку, - перебил его я.
– Мы запишем это в контракте. В случае неспособности представить полный и подробный анализ...
– Что это еще за контракт?
– Мы заключим контракт, за нарушение которого любой из нас может судебным порядком обобрать другого до нитки.
Чертовски неприятно начинать с этого деловое предприятие, но с таким скользким типом, как Льюис, иначе было нельзя.
И тогда он мне сказал, что разузнал.
– Это прибор для измерения эмоций. Я знаю, что термин этот нескладный, но лучшего придумать не мог.
– А что он делает?
– Он говорит, счастливы или грустны и как сильно ненавидите кого-нибудь.
– М-да, - разочарованно замычал я.
– А на кой мне такая штуковина? Мне не нужен прибор, который говорит, что я злюсь или радуюсь.
Льюис до того взбеленился, что даже стал красноречив:
– Разве вы не понимаете, какое значение приобретет этот инструмент для психиатров? Он будет говорить о пациентах такое, чего сами они никогда не отважились бы рассказать. Его можно использовать в психиатрических клиниках, им можно замерять реакцию людей при посещении зрелищ, в политике, при ведении новых законов... где угодно.
– Хватит трепаться! Пускаем в продажу!
– Но все дело в том...
– В чем?
– В том, что производить эти приборы мы не сможем, - с отчаянием в голосе сказал он.
– У нас нет нужного сырья, и мы не знаем, как их делать. Придется вам выменивать их.
– Я не могу. То есть могу, но не сразу. Сперва мне надо дать понять тем Коммерсантам, что я хочу получить от них, а затем узнать, что они хотят взамен.
– Какие-нибудь другие вещи у вас есть?
– Есть несколько.
– Отдайте-ка их лучше мне.
– Некоторые из них могут оказаться опасными. В общем все это принадлежит мне. Я дам вам, что захочу и когда захочу...
Мы снова поспорили.
Прения кончились тем, что мы отправились к адвокату. Мы составили контракт, который был, наверно, одним из любопытнейших курьезов в истории юриспруденции.
Адвокат, несомненно, подумал - и до сих пор думает, - что мы оба сумасшедшие, но теперь это беспокоит меня меньше всего.
В контракте говорилось, что мне надлежит вручать Льюису для определения технической и товарной ценности по крайней мере девяносто процентов предметов, источник получения которых контролирую я один, и что в дальнейшем вышеназванный источник остается на вечные времена исключительно под моим контролем. Остальные 10 процентов могут без всяких оговорок не передаваться для обследования, причем первая договаривающаяся сторона принимает единоличное решение в отношении определения тех предметов, которые войдут в вышеупомянутые 10 процентов.
Что же касается 90 процентов предметов, передаваемых второй договаривающейся стороне, то эта последняя обязана подвергать их тщательному анализу - представлять отчеты в письменном виде и давать такие дополнительные объяснения, которые понадобятся для полного понимания со стороны первой договаривающейся стороны, в срок, не превышающий трех месяцев со дня получения предметов, по истечении какового предмет возвращается в единоличное владение первой договаривающейся стороны. Вышеупомянутый срок изучения и определения может быть продлен на любое время лишь по заключении соответствующего соглашения между сторонами, изложенного в письменном виде.