Пыльные перья
Шрифт:
з) не отзывайтесь на голоса по ночам, не стойте на пороге или на перекрестке, не смотрите под кровать, не принимайте угощения от незнакомых женщин. Не будите Лихо. Прежде чем войти в воду, сделайте подношение хозяину водоема. Ваши дома, кирпичные коробки, вас ни за что не спрячут.
И как же мне это ненавистно. Напомните мне еще раз, как я позволила себя в это втянуть? Ах да. Девушка пришла ко мне в видении. Мать его.
Саша двигалась мягко и намеренно держалась последней, демонстрируя свое нежелание принимать участие в мероприятии. Каждое
Бросать взгляды на цель поездки, застывшую в последнем ужасе под покрывалом, она всеми силами избегала.
Черт.
Спасение пришло неожиданно. Саша про себя всегда криво усмехается, спасать ее не надо, но до чего же смешно.
– Саша! – Никита, юный полицейский, едва вышедший из категории «мальчик молодой», делал все возможное, чтобы не смотреть на тело тоже. Саша ограничилась тем, что с преувеличенным энтузиазмом помахала рукой в его направлении.
Вот и чудно. Теперь нас двое.
Саша никуда не торопилась, в спешке не видела никакого смысла и уж тем более не стремилась в объятья жуткой темноты, будто сползающейся к телу со всех сторон.
– Ключи. – Сашин взгляд уперся в возвышающуюся над ней с неотвратимостью башни фигуру Мятежного. – Мятежный, ты обещал. Отдай ключи.
Саша всем существом ощущала окружающее пространство: омраченную убийством ночь, что лезла им в душу; мечущийся с нее на Мятежного, а после на Грина, всегда слегка растерянный взгляд Никиты.
И до чего любопытное трио мы собой представляем.
Если бы у Саши было время или настроение на смех, она бы рассмеялась. Присутствие Марка Мятежного всегда давящее, башенное, Саша могла ворчать и злиться сколько угодно, говорить, что он чудовище и крокодил, но Мятежный улыбался подчеркнуто вежливо и демонстрировал весь набор зубов разом. Саша злилась на него просто потому, что злилась на него всегда. Злилась на него или злилась на Валли, главу Центра, за то, что вообще здесь оказалась.
Грин перехватил ее за локоть мягко, потянул за собой к месту происшествия: это ее молчаливое «не хочу» и его деликатное «надо». Саша все это знала. Но сдаваться без боя не собиралась.
Между Марком Мятежным и Грином Истоминым – другими младшими сотрудниками Центра – Сашу почти не было видно, даже в ее замечательно розовой куртке, наброшенной на случай внезапного похолодания. На первый взгляд казалось, что высокий и на вид кусачий Мятежный был создан для войны, тонкий, воздушный Грин – для искусства, а маленькая светленькая Саша – для того, чтобы сидеть на атласной подушке и создавать настроение. Но это было бы ошибочным мнением.
– Сначала сделай работу, – Мятежный усмехался широко –
Какая удивительная особенность – из всего сделать спор. Найти повод для ругани из воздуха.
Грин бросил на них предостерегающий взгляд.
– Я переговорю с Матвеем Ивановичем, осмотритесь, пожалуйста.
Саша не нашла в себе сил с ним спорить – никогда не находила, – зато вполне нашла их для того, чтобы отойти подальше от Мятежного, подальше от тела и почти промурлыкать:
– Давай, ищейка. Ты же у нас мастер по отлову тварей. Ищи.
Вся ее поза, все ее тело – острые углы и звенящее напряжение. Саша не могла нагляднее показать, что находиться здесь она не хочет. Но все равно пыталась. Темнота лезла под розовую куртку, путалась в светлых волосах, кусала за шею и ноги – грозила проглотить. Если очень долго смотреть в темноту, что случится после?
Саша знала, что в темноте, в ее кошмарах живут жуткие обгоревшие мумии. И потому в темноте искала хотя бы компанию, если не могла найти покой.
Никитин голос, мягкий, будто уговаривающий, снова раздался рядом:
– Озерская. Гипотетическая ситуация. Скажем, моя сестра видит фей. Что делать?
Матвей Иванович говорил о чем-то с Грином вполголоса. Саша знала, что про них говорит Никитин начальник – ему приятнее всего было работать с Истоминым, он надежный. Мятежный стабилен только в том, что стихийное бедствие случается ровно там, где он находится. Озерская среди них случай клинический, потому что непредсказуемая. Сегодня обнимет, а завтра укусит.
И ради бога, не суйся ни к кому из них. Самого затянет. Так вы думаете?
Но ведь никто не спрашивает, как именно затянуло нас? Был ли у нас выбор?
В Саше все было мягким, каким-то кукольным: поворот головы и то, как волосы чуть закрывали глаза, очаровательные руки, похожие на кошачьи лапки. И железное, несокрушимое, горящее желание жить. Просто не так. Не здесь. Не в этих декорациях. И именно по этой причине Саша Озерская была способна абсолютно на все. На деликатную улыбку и на тихий голос. Или вцепиться в волосы. Когда Саша заговорила, она все еще улыбалась:
– Молиться, Никитушка.
Брови юного полицейского удивленно взлетели, Саша же продолжала с неотвратимостью удава, сворачивающегося вокруг жертвы:
– Потому что позволь рассказать тебе, что будет. Если твоя сестричка зрячая, вам придется отдать ее в Центр. Она либо научится, либо без должной подготовки сойдет с ума, потому что из каждого угла к ней будут лезть малые бесы. Будут шептаться с ней. И она совсем не будет знать, что с этим делать. А в Центре… О, вообрази только, чему она может научиться в Центре, твоя сестричка. Если ее наставницей буду я? Или, скажем, Марк? Ну, чему мы можем научить. – Саша издала легкий мелодичный смешок, похожий на звон ее браслета. – И ей там придется работать. Ты хочешь, чтобы упырь, реальный совершенно упырь, мертвый и холодный, тянул руки к твоей сестренке? Так что молись, милый, чтобы феи остались только в ее детстве. И вряд ли это феи, кстати. Но это лекция для следующего вечера. Ты не хочешь, чтобы твоя малышка была солдатом Центра. Мы там выращиваем из девочек монстров не хуже тех, о которых тебе читали в детстве.