Пышка с характером
Шрифт:
– Ну как?
– Что «как»? – в замешательстве воскликнула Валентина Макаровна. Она сразу поняла, о чем речь, но не сообразила, как реагировать. Уж больно жутко смотрелось месиво на блюде.
– Я стол накрыла, – пояснила Маруся.
Едва мама открыла рот, чтобы предложить свою помощь, заверещал дверной звонок.
– Ох, – побледнела новоявленная невеста, – это он!
– Это он, это он, ленинградский почтальон, – продекламировала Валентина Макаровна, двинувшись в коридор.
Маруся струсила и побежала в свою комнату. Мама вернулась, молча цепко схватила ее за руку и потащила к дверям.
– Откроешь сама, – прошептала она, – я потом выйду, чтобы кавалера не смущать.
Разумеется, Валентина Макаровна прекрасно понимала, что сцена сейчас разыграется отнюдь не романтическая. Реакция мужа, к жене которого приходила молодая любовница, была вполне предсказуемой. Она очень рассчитывала, что произойдет судьбоносная ссора, хорошо бы с рукоприкладством, после чего все проблемы решатся сами собой. А бутерброды, которые вдохновенно наваяла дочь, они съедят уже без жениха.
Маруся открыла дверь и, отступив, тревожно посмотрела на любимого. Тот молча шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь. Маруся мышью метнулась к вешалке и подала папины тапочки. Виктор все так же в тишине переобулся и мельком глянул на свое отражение. «Похоже, в этой семейке маются похмельными кошмарами, – усмехнулся он, заметив на зеркале кровавую надпись «Кто это?» – Видимо, папаша, уходя на работу, оставляет подобные послания в надежде, что к вечеру кто-нибудь напишет ответ». Виктор еле сдержал смех, представив, что если он сейчас, увидев свое отражение, честно напишет «Это Витя», то глава семьи может и свихнуться, сопоставляя свое лицо с чуждым ему именем. Настроение немного улучшилось. Но то, что устроила Верка после визита этой чокнутой малолетки, круто меняло всю его жизнь. Вероятно, на сей раз его окончательно выгонят из дома. Уладить по-тихому, как обычно, не получится, все соседи оказались в курсе визита «юной розы» и последовавшей за этим внутрисемейной разборки.
Квартира принадлежала жене, Виктор был прописан в общежитии, причем формально. В той комнатушке числилось еще человек двадцать, так что фактически пару часов назад Витя стал бомжем. Нет, он, конечно, мог вернуться в поселок к матери, откуда много лет назад уехал покорять Северную столицу, но только в самом крайнем случае. Вопрос с жилплощадью нужно решать немедленно. Судя по всему, Маруся живет с родителями, следовательно, первостепенная задача – понравиться ее предкам. Витя не был подлецом, во всяком случае, не считал себя таковым. Когда он познакомился с Марусей, никаких материальных планов на ее счет он не строил. Девочка ему просто понравилась внешне, а почему не взять то, что само просится в руки? Это была не любовь, а обычная симпатия, небольшое приключение. Кто ж знал, что все так повернется? Она молоденькая, симпатичная… Почему бы не поменять хамоватую, располневшую после родов Веронику на свеженькую интеллигентку? С дочкой он может встречаться по выходным, если Верка не будет чинить препятствий, ну а если не позволит, то так тому и быть. Виктор внимательно посмотрел на съежившуюся Марусю и ободряюще потрепал ее по щеке. Девушка оживилась, защебетала и потянула его в кухню.
Валентина Макаровна, поняв, что скандала не будет, расстроилась. Ситуация развивалась по неизвестному сценарию.
– Тебе чай, кофе? – заискивающе заглядывая Виктору в лицо, лебезила Маруся.
– Кофе.
– Сейчас, сейчас, – бестолково суетилась она.
Единственное, что у нее получилось безупречно, – зажечь газ. Маруся дернулась за праздничными чашками, стоявшими на верхней полке, но вдруг вспомнила, что на правой ноге носок в районе большого пальца порвался, а чтобы достать чашки, придется снимать тапочки и залезать на стул. Решив, что можно обойтись без праздничного сервиза, она трясущимися руками шлепнула на стол угрожающего вида пол-литровые кружки. Блюдца соответствующей расцветки почему-то отсутствовали, и Маруся, плохо соображая, что делает, поставила две суповые тарелки. Не успел проголодавшийся Виктор, которому жена не дала даже позавтракать, порадоваться, что его покормят супчиком, как Маруся с гостеприимной улыбкой плюхнула в тарелки неаккуратные бесформенные куски, отдаленно напоминавшие бутерброды, сделанные в темноте при помощи «топора».
– А что, – осторожно спросил кавалер, – мы кофе из этих тазиков будем пить?
Маруся удивленно посмотрела на него и неожиданно вскрикнула:
– Витя! Что у тебя с глазом?
– Тебе спасибо, – хмуро ответил он.
– Мне? – растерялась Маруся. – Почему мне?
– Потому что по твоей милости Верка меня избила!
Она долго переваривала услышанное, потом, так и не осознав до конца, что же это такое было, наивно поинтересовалась:
– В каком смысле избила? Это у тебя аллегории такие?
Виктор протяжно застонал и рявкнул:
– Мой фонарь похож на аллегорию?
– Она ударила тебя по лицу? – охнула Маруся, сведя брови в страдальческий домик.
– Да, и не только по лицу! У меня все тело болит.
– Она могла, – задумчиво протянула Маруся. – Твоя жена такая неженственная, такая… Но поднять на тебя руку! Ужасно!
Ее глаза наполнились слезами, и она села на стул, не обращая внимания на свистящий чайник. Дав последний гудок, чайник выплюнул свисток и угрожающе забулькал, подрагивая крышкой.
– Марина! – Виктор дернул ее за рукав, отвлекая от трагических размышлений. – Я кофе хочу.
Маруся, скорбно сгорбившись, прошаркала к полкам за кофейной баночкой, и, взяв первую попавшуюся ложку, которая оказалась столовой, щедро зачерпнула растворимой кофейной пыли. Бухнув первую ложку, она машинально зачерпнула вторую, но Виктор бдительно схватил ее за руку и сообщил, что хочет еще пожить, поэтому одной столовой ложки вполне достаточно. Этим же черпаком Маруся полезла в сахарницу. Ее хозяйственность удручала. Желудок скручивали голодные спазмы, и Виктор решил отложить разбор полетов до конца трапезы. Взяв двумя руками невероятных размеров бутерброд и пытаясь откусить, он едва не вывихнул челюсть. По высоте шедевр в его широко открытый рот не вписался, поэтому пришлось, как хомячку, надгрызать эту хлебную башню, объедая по краям.
– Вкусно? – поинтересовалась Маруся, напрашиваясь на комплимент.
Виктор хмуро взглянул на нее, сосредоточенно работая челюстями. Вскоре чувство голода притупилось. Он так устал от поедания этого кирпича, что на второй бутерброд уже не решился. Отхлебнув кофе из огромной бадьи, Виктор поморщился. В кружке плескался отвратительный приторный сироп.
«Ладно, – подумал он, – со временем научится. Главное, чтобы старалась угодить».
А что, как не чувство вины, заставляет человека совершать несвойственные ему поступки, наступать на собственную гордость и изо всех сил пытаться угодить ближнему? Маруся была великолепным материалом: пресловутое чувство вины затопило бедняжку до самой макушки и плескалось в ее круглых глазах. Это был костер с вечным огнем, туда лишь изредка надо было подкидывать веточки.
Откинувшись на стуле, Виктор посмотрел на виновато сутулящуюся девушку:
– Кто тебя просил ходить к Веронике?
Тишина.
– Я вынужден был уйти из дома. Вернуться обратно я уже никогда не смогу.
Всхлип.
– Из-за тебя я попал в безвыходную ситуацию.
Маруся жалостливо шмыгнула носом и уставилась в окно.
– Мне даже ночевать теперь негде.
Как он и ожидал, она оживилась:
– Ты же можешь жить у нас.
– На каком основании? С какой стати? Комнату, что ли, снимать?
– Нет, – придушенно пискнула Маруся, – как мой жених.
Она в ужасе опустила голову и съежилась, ожидая его реакции. Создалась какая-то вывернутая наизнанку ситуация. Вроде как она делала Виктору предложение и с трепетом ждала ответа. В мечтах все происходило иначе. Это Виктор должен был, красиво оформив официальное предложение руки и сердца, некоторое время помучиться в неведении: согласится ли любимая на столь серьезный шаг? И уж, конечно, это не должно было случиться в неприбранной кухне под гнетом неприглядных обстоятельств.