Р-значит ракета (илл. М. Ромадина)
Шрифт:
— «Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы Света, это были годы Мрака; это была весна надежд, это была зима…»
— Господи, — сказала бабушка,- как красиво вы говорите.
— Мэм…- Автор благодарно кивнул.- Малыш, на чем я остановился?
— Зима отчаяния,- ответил я.
Все уже сидели за столом, когда я появился, руки еще мокрые, волосы влажные и причесанные.
— Да уж…- Бабушка поставила на стол блюдо с жареным цыпленком.- Давно ты не
— Если бы вы знали! — сказал я.- Где только я не побывал сегодня, Луврский дилижанс на Луврской дороге! Париж! Столько путешествовали, даже рука закоченела.
— Париж? Лувр? Рука закоченела? — Жильцы уставились на меня.
— Он хочет сказать — с мистером Диккенсом,- объяснил дедушка.
— Диккенсом? — переспросил мистер Винески, парикмахер и главный жилец.
— Мы считаем великой честью,- дедушка гордо разрезал свою часть цыпленка,- что в нашем доме поселился писатель, который начинает новую книгу, и Дуглас — его секретарь. Верно, Дуг?
— Весь день работали, четверть отмахали! — сказал я.
— Диккенс! — вскричал мистер Винески.- Полно, не может быть, чтобы вы поверили…
— Я верю,- сказал дедушка,- тому, что говорит мне человек, пока он не скажет другое. Тогда я верю в другое.
— Самозванец,- фыркнул парикмахер.
— Человек,- сказал дедушка.- К нам в дом пришел достойный человек. Он говорит, что он — Диккенс. Это его имя, другого я не знаю. Он дает понять, что пишет книгу. Я прохожу мимо его двери, заглядываю в комнату — да, он в самом деле пишет книгу. Что ж, я должен ему запретить? Когда очевидно, что ему необходимо написать эту книгу…
— «Повесть о двух городах»,- подсказал я.
— «Повесть о двух городах»,- продолжал дедушка.- Никогда не спрашивайте писателя, какого угодно писателя, почему он пишет, зачем он пишет, откуда он, куда направляется. Придет время, он скажет сам.
— Да вы тут в здравом уме или нет? — простонал мистер Винески.
— Тссс! — сказала бабушка.
Потому что вниз по лестнице спустился, в двери столовой появился и подошел к обеденному столу он, человек с длинными волосами, с бородкой клинышком, с шелковистыми усами, и он кивнул и улыбнулся, словно перед ним аудитория, а он лектор. Дедушка встал и мягко, тепло произнес:
— Леди и джентльмены, это наш новый жилец и, мы надеемся, друг — мистер Ч. Диккенс. Мистер Диккенс, сударь, добро пожаловать.
…Ух ты, какая замечательная жизнь началась!
Не было дня, чтобы я не являлся к мистеру Диккенсу и не просиживал у него половину утра, а он диктовал, и мы путешествовали из Парижа в Лондон, обратно в Париж, делая остановки для завтрака и лимонада, а после бутербродов с яичницей — опять в Лондон, и я — секретарь мистера Ч. Диккенса, Гринтаун, Иллинойс, был счастлив, ведь я сам мечтал, когда вырасту, стать писателем, и вот я познаю великое таинство с лучшим из них.
Только мистер Винески, парикмахер, заботил меня, мистер Винески, мой хороший друг, мой герой, трудом которого я от души восхищался, ваятель — ни больше ни меньше. Обычно я половину лета проводил в его парикмахерской, глядя, как он превращает безобразных людей в прекрасных принцев —
И вот однажды вечером, с месяц после того как мы начали «Повесть о двух городах», мистер Винески во время обеда вдруг вскочил на ноги, указал пальцем на мистера Диккенса и сказал:
— Вы, сударь, мошенник и негодяй. Вы никакой не Чарльз Диккенс. Сдается мне, что вы — Красный Джо Пайк из Уилкисборо, разыскиваемый полицией за подлог, или же вы Билл Хаммер из Хорнбилла, штат Арканзас, которого разыскивают за подлые гадости и мелкие кражи в Ускалузе. Но кем бы и чем бы вы ни были — вы сбивающий с толку этого мальчика и издевающийся над нашей доверчивостью, я даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы вы убрались вон из этого города, не то я приглашу начальника полиции и попрошу его заняться вами. Либо я, либо вы, сударь, один из нас должен оставить этот дом. Простите меня, бабушка и дедушка Сполдинг, но я не могу молчать! Мне надоело слушать про сочинение романов, которые сочинены пятьдесят лет назад! Выйдите из-за стола, сударь, не то я ударю вас по лицу!
— Мистер Винески! — тревожно воскликнул дедушка, поднимаясь.
— Сударь,- спокойно сказал Чарльз Диккенс, тоже поднимаясь,- мистер Винески прав. Похоже, пришла пора мне уходить, ибо я, очевидно, истощил всеобщее терпение, понимание и снисходительность.
— Мистер Диккенс! — крикнул я.
Но, прежде чем я смог его остановить, он уже был наверху и хлопнул дверью, и все оидели, словно оглушенные, а мистер Винески растерянно ковырялся в еде.
Я пошел наверх и постучался в дверь, но она была заперта. Мистер Диккенс был у себя в комнате, однако не хотел отзываться, сколько я ни стучал.
Поздно вечером мистер Винески надолго ушел на прогулку, никому не сказав, куда пошел.
— Чтоб мне лопнуть,- сказал я, выйдя на переднее крыльцо и застав там дедушку, который сидел один и курил трубку.- Вызывайте плотника. Все рухнуло.
Дедушка ничего не ответил, долго курил молча, наконец заговорил:
— Придется тебе самому быть своим плотником, Дуг.
— Это как понимать?
— Ты в разгар боя переметнулся от одного генерала к другому, и теперь один из генералов затужил. Вряд ли он знает, почему затужил, но уж точно, что затужил, и чувствует себя обиженным.
— Вот так штука! — Я покачал головой в отчаянии.- Но сейчас я готов ненавидеть Винески.
— Не надо. Ты подметал волосы с половиц его цирюльни. Теперь ты затачиваешь карандаши для нестриженого романиста. Мистер Винески? У него ни жены, ни семьи, только его работа. Бездетному человеку, знает он об этом или нет, нужен еще кто-то на свете. А тебя, Дуг, отнесло от него прочь.
— Я…- И я запнулся, и глаза мои вдруг стали плохо видеть.- Завтра я вымою окна парикмахерской и протру красно-белый шест.