Раб и Царь

Смирнов Александр Сергеевич

Отец помолчал немного, как будто обдумывая выход из создавшейся ситуации.

– Хватит об этом. Пойдём на кухню, а то действительно мать разбудим.

Они ушли на кухню. Если до разговора с дочерью на отца смотрели глаза, полные ужаса, и в них теплилась хоть какая-то надежда, если душа собственного чада не кричала, а вопила: «Папа, очнись! Покайся! Я пойму тебя и прощу!», то после разговора глаза стали стальными. Они смотрели не на отца, а сквозь него. Он, Артамонов Андрей Борисович, в этих глазах

перестал быть не только отцом, но и вообще человеком.

Если бы Артамонов, хоть немного разбирался в психологии, если бы замечал перемены в лице собственной дочери, если бы хоть чуть-чуть умел любить кого-нибудь, кроме себя, он, конечно, бы понял, что время переговоров закончилось – смертоносный меч вытащен из ножен мести и не осталось ни единого шанса избежать этой жестокой и беспощадной войны.

Но Андрей Борисович был неплохим финансистом, и абсолютно не разбирался в психологии. Он по-прежнему считал себя главой семьи и принимал как должное щебетание и заботу дочери.

– Ты даже думать забудь, про свадьбу, – говорил он уже громко на кухне. – Хоть это и грустно звучит, но ты должна понять, что ты бесплодна, а значит, для создания семьи не годишься. Но не следует сильно драматизировать ситуацию. Жизнь не кончается. Есть твои родители, которые любят тебя и никогда не оставят.

– А я и не драматизирую, папа. Ты сам сказал, что для нашего поколения любовь – это секс. Вот и прекрасно, даже предохраняться не надо. Сам посуди, не буду же я сексом заниматься с собственными родителями?

– Ты знаешь, для этого не обязательно выходить замуж. Это имеет очень плохие юридические перспективы. Вы поживёте вместе, накопите какое-то совместно нажитое имущество, а потом всё это придётся делить с человеком, который не был твоим мужем, а просто занимался с тобой сексом.

– Папа, я не собираюсь быть шлюхой. У меня будет муж, который будет трахать меня столько, сколько ему угодно, или сколько мне угодно.

– Фу, ну что за выражения – трахать. Ты же интеллигентная девушка.

– Женщина, – поправила дочь. – Девушек после аборта не бывает.

– Ну женщина, что ты к слову цепляешься?

– Вот и прекрасно. Не будем цепляться к словам. Свадьба будет на следующей неделе, и кончим об этом.

Сколько бы ни уговаривал отец Машу, сколько бы ни доказывал абсурдность её поступка, та была непоколебима – свадьбе быть, и точка. И пришлось бедному папаше, надев маску умиления и отеческой любви, готовить свадьбу, соответствующую статусу дочери банкира. А как иначе?

Теперь вместо работы он вместе с будущим зятем делал заказы в магазинах, согласовывал меню в ресторане и многое, многое другое, что хоть раз в жизни делает любой человек, доживший до этой неожиданной, но неизбежной стадии в своей жизни.

– Андрей Борисович,

я с оркестром договорился, – докладывал банкиру Алексей. – На второй день мы будем праздновать в коттедже. Мне кажется, эстраду надо поставить на поляне возле колодца.

– Ты с ума сошёл, а если гости спьяну упадут?

– С эстрады?

– Да с какой эстрады, в колодец!

– Ну что вы, мы там замок повесим.

Разве можно кому-нибудь доверять такое серьёзное дело, как свадьба. А если, не дай бог, с гостями действительно что-нибудь случится? Артамонов и Алексей поехали в коттедж осматривать колодец и заодно эстраду.

Обойдя поляну, Андрей Борисович ничего опасного не обнаружил. Всё было готово к торжеству, только плотники ещё постукивали своими молотками, заканчивая эстраду для музыкантов. Андрей Борисович и Алексей подошли к эстраде в тот момент, когда плотники закончили свою работу и, оставив инструменты, ушли на перекур. Алексей придирчивым взглядом осмотрел эстраду. Одна доска не была закреплена, и край её выступал острым углом.

– Халтурят, – недовольно сказал Алёша. – Сейчас верну их, чтобы исправили.

– Перестань, – остановил его банкир. – Тут всего один раз молотком стукнуть.

Банкир взял молоток и сильно ударил по гвоздю. Доска моментально встала на место.

– Вот и всё, а ты хотел звать. Больше бы время потеряли.

Алексей ещё раз осмотрел эстраду.

– На эшафот похоже, – пошутил он.

От этих слов у Артамонова потемнело в глазах. В ушах отчётливо прозвучал разговор с Царём:

– Я давно свою дорогу выбрал, и куда же она приведёт, по-вашему?

– К эшафоту.

Банкир посмотрел на своего заместителя и дрожащим голосом спросил:

– Выходит, я его сам только что сделал?

Алексей непонимающе пожал плечами. Андрей Борисович, не в силах удержаться на ногах, медленно опустился на траву. Прислуга, увидев, что с хозяином плохо, бежала на помощь.

Пятнадцать минут понадобилось оттирать виски банкира нашатырём, чтобы тот пришёл в себя.

– Может быть, вам доктора вызвать, – спросил Алексей.

– Нет. Доктор здесь не поможет. Поехали в банк. Вызовешь мне срочно Царя.

Дима выслушал рассказ банкира без всяких эмоций. Он смотрел на него, как на пустое место, как на грязь. Он смотрел так, как в последнее время на банкира смотрела дочь.

– Что ты молчишь? Я сам своими руками сколотил эшафот.

– Я не этот эшафот имел в виду.

– Какой же тогда? Я же чувствую, что меня хотят убить.

– Никто вашей смерти сегодня не желает.

– Как же не желает, ведь я чувствую, что меня окутали какими-то сетями?

– Это и есть эшафот, и сколотили вы его сами.