Раб любви
Шрифт:
– Все.
– Ну... У меня было обычное детство. Мои родители развелись, когда мне было восемь.
Когда она замолчала, Тристан сказал:
– Это ничего мне не говорит. Расскажи все подробно.
– Подробно. Ладно. Не знаю, почему мои родители завели детей. Мы были для них больше помехой. Когда они не дрались друг с другом, они дрались с нами. Во время развода они спорили, кто возьмет меня и Фейс, но немного по-другому. Мама хотела, чтобы мы жили у папы, а папа - наоборот. В итоге, мы остались с мамой и больше никогда не слышали о папе.
В ее голосе не было горечи, только
– Расскажи еще, - попросил Тристан.
– Да больше и нечего рассказывать.
– Проведя пальцем по дужке бокала, Джулия произнесла: - Где-то спустя пять лет после развода мама снова вышла замуж. Ее новый муж был продавцом, и не очень хорошим, но он много путешествовал благодаря своей работе. Ей нравилось ездить с ним. Я и Фейс оставались одни дома неделями. Я все еще удивляюсь, почему нас не забрали люди из органов опеки и попечительства.
Пока она говорила, Тристан поглаживал ее коленку, утешая.
– Ты видишься со своими родителями?
– Редко.
– Извини.
Он хотел стереть ее болезненные воспоминания, но также хотел узнать еще больше о ней. Еще будет время, чтобы она забыла об этом, когда он подарит ей наслаждение и страсть.
А сейчас же он спросил:
– Расскажешь мне о твоем первом свидании?
Она рассказала; ее голос дрожал.
К концу истории Тристана охватила ярость. Убить мальчика, который обидел его женщину, - совсем не наказание. Он хотел привязать этого идиота к какому-нибудь дереву в лесу - голого, конечно, - чтобы его живьем сожрали разные твари. Вместо этого он засунул свои варварские инстинкты поглубже и попытался успокоиться.
Ему не нужно было проникать за ее слова, чтобы понять, какую боль она испытывала. И мать, и отец отказались от нее. Первый мальчик, к которому она проявила интерес, отказался от нее. Теперь Джулия всегда ожидала отказа. Это помогло больше понять ее характер, ведь и сам Тристан в детстве получал много отказов.
Официант принес десерт и тут же исчез. Тристан поигрался с черенком пухлой красной вишни. Были бы они одни, он бы провел этой влажной мягкой ягодой по ее шелковой коже и слизал бы все следы, которые остались на ней. Но так как они не одни, он просто взял фрукт пальцами и поднес его к губам Джулии
– Открой рот.
Показался розовый кончик ее языка; она взяла в рот то, что предложил Тристан.
– М-м-м... Очень вкусно. Спасибо.
Он сглотнул.
– Что насчет тебя?
– спросила она, не осознавая, какой огонь разливался по его телу. Джулия наколола на вилку небольшой кусочек своего десерта и поднесла ко рту.
– Какая твоя история?
– Она взяла в рот сладкое кондитерское изделие.
Он отвел взгляд от ее пухлых соблазнительных губ и через широкий танцпол посмотрел на окно в другом конце здания, которое открывала прекрасный вид на ночное небо, усыпанное звездами.
– Ты не захочешь этого знать.
– Нет, захочу, - тут же ответила она.
– Кроме того, ты мой должник. Я рассказала тебе о своем детстве, а теперь ты расскажи мне о своем. Так будет честно.
Тристан
– Были времена, когда я был маленьким, и мне было жаль, что мой отец не хотел меня. Я не знал почему, но всегда был уверен, что он ненавидел меня.
– Уверена, что нет.
– Тогда почему он дал мне все это?
Тристан взял ее руки и положил их на свою кожу, под футболку, затем направил ее пальцы на спину, к шрамам.
– Тристан...
– прошептала она напугано, не зная, что еще добавить.
– Мои шрамы появились благодаря не божественной силе, Джулия, - сказал Тристан.
– Он ненавидел меня и доказывал это каждый раз, когда в его руках оказывалась плетка.
– Тристан, мне так жаль.
Джулия хотела поцеловать каждый его шрам, хоть как-то уменьшить его боль. На глаза навернулись слезы. Она позволила свои рукам еще раз погладить его спину, прежде чем убрать их и положить к себе на колени. Она представила маленького Тристана - избитого, с кровоподтеками, нелюбимого. Если ее родители просто пренебрегали ею, его отец физически издевался над ним. У нее болело сердце от того, сколько он потерял и вынес.
– Мне очень жаль.
– Не плачь из-за меня, маленький дракончик.
– Злость и отчаяние тех дней все еще иногда одолевали его, но сострадание Джулии помогло боли утихнуть.
– Я не всегда знал только ненависть.
– Мягко улыбнувшись, он стер ее слезы.
– Первые пять лет моей жизни я провел с мамой. Она обожала меня.
– Как она умерла?
– мягко спросила Джулия.
– Она не умерла.
– Его глаза стали темно-серыми, обнажая тайны и внутреннюю боль.
– Там, откуда я родом, воинов уважают и почитают. Она же была простой рабыней, которая не могла научить меня искусству ведения войны. Когда пришло время, она отправила меня к отцу, чтобы я мог получить надлежащее образование.
– Пятилетний ребенок учится быть воином? Из-за твоего детства мое кажется сказкой.
Страдание может происходить из разных форм. Не преуменьшай своего.
– Тристан положил салфетку на стол, тем самым заканчивая эту тему.
– Скажи, почему ты не доделала комнаты наверху у себя дома?
Она пожала плечами, принимая новую тему для разговора.
– Когда я купила дом, я представляла, что буду там жить с детьми и мужем. Я хотела, чтобы наверху были детские, одна комната для мальчика, другая - для девочки. Мне будет больно, если они будут готовы, а у меня нет ни мужа, ни детей.
– Она на секунду замолчала.
– Звучит глупо, да?
– Глупо? Нет.
Душераздирающе? Да, так как он никогда не сможет дать ей детей, которых она хочет. И внезапно он увидел Джулию со своим сыном или дочкой на руках. Неужели может быть что-то прекраснее? Ему не стоило спрашивать ее об этих комнатах - если она скажет еще хоть слово по этому поводу, Тристан может пообещать ей то, что никогда не сделает. Может упасть перед ней на колени и поклясться в том, что никогда еще не испытывал.
– О чем еще мечтаешь, когда ты одна?
– хрипло спросил он.
– Какие твои тайные желания?