Раб Сармы
Шрифт:
Экебус закончил чтение:
— … сей свиток и приказ великой тайрины передать означенному Блейду, чужеземцу, через Моканаса, фадранта Барракида.
Разведчик злобно ухмыльнулся, не обращая внимания на боль в разбитых губах.
— Что-то не похоже на историю, которую рассказывал мне Моканас. Не припоминаешь? О бунте рабов, о маленьком представлении, под конец которого мне должны были выпустить кишки…
Пелопс тихо взвыл в своем углу, зазвенел цепями и начал чертить в воздухе священные знаки. Экебус небрежно швырнул свиток на окровавленный пол.
— Да, припоминаю… был такой план. Пока гонец не привез послание
Это Блейд уже понял.
— Потому-то ты и хотел его купить! Но толстяк оказался хитрецом… Ты, правда, еще хитрее!
Экебус поднялся на ноги и пинком отшвырнул табурет; на лице его играла самодовольная улыбка.
— Моканас — болван, а не хитрец. Я знаю его давно… Выродок, пытавшийся пролезть в благородные! Нет, он дважды болван, если решил состязаться в хитрости со мной! Я-то не доверял ему с самого начала. Он подсылал шпионов на побережье, но и у меня хватает своих людей в Барракиде. На сей раз мои сработали лучше, и Моканас отправился в яму. Жаль, что не вместе с тобой! Однако, сьон Блейд, — губы фадранта тронула хитрая усмешка, — ты еще можешь пожалеть, что я не прирезал тебя вместе с Моканасом.
Он звонко хлопнул в ладоши. В комнате появился десяток фадритов, вытащивших Блейда с Пелопсом на улицу.
Разведчик кивнул на маленького сармийца:
— Что будет с ним? Он — мой слуга и приятель. Я хочу, чтобы с ним хорошо обращались.
Экебус презрительно поморщился.
— Я не намерен заботиться о беглом рабе, даже если он твой приятель. С ним будут обращаться точно так же, как с тобой.
В последних словах фадранта Блейд уловил зловещий намек.
Длинная колонна измученных людей раненой змеей извивалась по пыльной бурой равнине. Они шли по-двое, и от первой до последней пары протянулась длинная тяжелая цепь. Каждый узник был закован в кандалы, соединенные с ней; они тащили этот груз уже пятый день и сейчас еле переставляли ноги. Колонну сопровождал большой отряд солдат, немилосердно подгонявших рабов древками, когда те сбивались с темпа. Верховный фадрант Экебус либо ехал впереди, либо гарцевал вдоль линии невольников на том самом белом жеребце, которого Блейд видел под ним раньше.
Хозяин и слуга составляли одну из пар в середине колонны. Путь до Сармакида был неблизким, и уже на исходе первого дня маленький сармиец стонал от усталости и клялся, что не может пошевелиться. Блейд, как умел, успокаивал его, пока не заставил пообещать, что тот все же попытается идти дальше. Самочувствие Пелопса внушало тревогу, и разведчик не знал, доберется ли его слуга до побережья. Он все еще нуждался в нем; хотя Пелопс был слабым человеком, в сармийских делах он разбирался отлично. Кроме этих прагматических соображений, имелась и еще одна причина: к немалому своему удивлению Блейд вдруг понял, что привязался к робкому маленькому учителю. Он совсем не хотел, чтобы фадриты забили Пелопса насмерть посреди степи.
Гладиаторов хорошо кормили, воды тоже было вдоволь. Экебус старался, чтобы бойцы не потеряли форму и с блеском выступили во время празднества и честь Оттоса, владыки Тиранны. Но если раб падал больше трех раз, его отвязывали и вели к верховному фадранту, чтобы тот лично
Ему пришлось отдать Пелопсу большую часть своего рациона; он не сомневался в исходе проверки, которую мог учинить Экебус. Однако Пелопс свалился в первый же день, и еще раз — во второй. Экебус, обычно разъезжавший вдоль колонны, в этот момент оказался рядом, и на его узких губах заиграла довольная усмешка. Теперь Блейд шагал, поддерживая одной рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса.
Когда фадрант в очередной раз проезжал мимо, его взгляд вновь остановился на маленьком учителе.
— Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, — зловеще пробормотал он.
Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса.
— Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый.
Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся.
— Это запрещено. Каждый сам за себя, и если он еще раз упадет, то подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии?
Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло — последнюю порцию воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым.
Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал им. Теперь эта пара постоянно держалась рядом, словно два волка, подстерегающих усталую овцу. Стиснув зубы, разведчик запустил пальцы в бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул цепь, прикрепленную к наручникам Пелопса. Он должен довести его до Сармакида! В том поединке, который они с Экебусом вели за жизнь этого малыша, каждый глоток воды и каждая унция веса значили так много!
— Шагай! Ты должен идти, малыш! — рявкнул Блейд. — Все очень просто — шаг, еще шаг и еще один. Думай только об этом. Когда соберешься падать, предупреди меня. Я помогу.
— О, великодушный сьон, — простонал Пелопс, — брось меня… Я не заслужил такой заботы… Я умру здесь… смерть от копья лучше огненного чрева Тора…
— Все равно я буду тебя тащить, — мрачно пообещал разведчик. — Я не могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет.
Пелопс споткнулся, и он натянул цепь, не давая сармийцу свалиться на землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались к фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам.
— У тебя есть Зена, — простонал Пелопс, судорожно ловя ртом горячий воздух. — Хотя я не понимаю… — он замялся.
— Я тоже не понимаю, — согласился Блейд. — Что-то здесь не то.
Первый раз он вслух высказал свои подозрения, мучившие его с начала похода. И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами, — а может, еще и хуже. — Да, вряд ли Зена сумела получить родительское благословение на брак! Этот переход через степи и горы с рабским караваном не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то не сработало. Вероятно, Зене не удалось добиться успеха — во всяком случае, полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом.