Раб своей жажды
Шрифт:
— Тогда очень рад за вас.
Он слегка улыбнулся и кивнул:
— Можете себе представить, сколько всего нужно подготовить. Вообще-то я всего несколько дней как вернулся в Лондон, а меня уже ждало письмо мистера Стокера, сообщающее о том, что Люси заболела. Сама Люси ничего мне не написала. Она все заявляет, что с ней ничего особенного. Но она очень больна, правда ведь? — Он посмотрел на жену. Она пошевелилась и застонала, но не проснулась, лишь смяла простыни, словно отстраняя от себя что-то угрожающее ей. — В таком состоянии она пребывает с самого моего приезда. Я лежал рядом с ней в первую ночь по возвращении, но спать не мог — ей снились дурные сны, а когда она просыпалась, то
Он замолчал и вновь покраснел, уставившись в пол.
— Кошмары? — тихо спросил я.
— Какие кошмары?
— Женщина, — пробормотал он.
К ней приходит женщина…
— Да? И что делает?
Он с беспокойством оглянулся:
— Этого я вам сказать не могу.
— Почему?
— Просто не могу.
— Почему? Ей снится, что эта женщина пожирает ее?
— Нет… Может быть… Нет… Вообще-то я не уверен…
— Тогда у них сексуальная связь? Вы это имеете в виду?
— Доктор, — страдальческим взглядом посмотрел на меня Весткот, — прошу вас!
Я выдержал этот взгляд, а потом взял Весткота за руку и крепко сжал ее.
— Эдвард, — прошептал я, — понимаю, вы сильно расстроены. Но, прошу, расскажите мне, это чрезвычайно важно, не описывала ли вам Люси, как выглядит эта женщина?
Весткот отвернулся и встал рядом с женой.
— На ней была вуаль, — наконец заговорил он. — Люси так и не удалось увидеть ее лица. А что? — покосился он на меня, словно пораженный моим вопросом. — Вы думаете, эта женщина — нечто большее, чем сон?
Я оглядел отвесную стену под окном и пожал плечами.
— У меня есть друг. Он сейчас уехал на время, но, вернувшись, он сможет ответить на этот вопрос более авторитетно, чем я. Тем временем, — я подошел к постели Люси, — надо посмотреть, что я могу для нее сделать с точки зрения медицины. — Я прощупал пульс Люси. Он был очень слаб. — Очевидно, она потеряла много крови.
— Но, — Весткот неверяще уставился на жену, — она же никуда не выходила… Не понимаю… И на простынях не было никакой крови.
Я указал на шею Люси:
— А эти шрамы? Что вы о них скажете?
Весткот нахмурился и беспомощно пожал плечами:
— Не знаю.
— Что ж, — произнес я как можно более доверительным тоном, — давайте подождем, что покажет мой осмотр.
Я взял кровь у Люси и, на всякий случай, у Весткота. Оставив Эдварду наказ ни на шаг не отходить от постели Люси, я как можно быстрее вернулся в Уайтчепель и заперся в лаборатории. Кровь Люси, слава Богу, не показала серьезных аномалий, никакой мутации лейкоцитов. РОЭ был ниже, чем я ожидал, но, к счастью, анализ крови Весткота показал совместимость сангвигенов. Мой же собственный сангвиген оказался несовместимым. Впрочем, это не обеспокоило меня: Весткот — крепкий молодой человек.
Готовясь к переливанию крови, я вспомнил о Джордже. Ввиду явного сходства этих случаев и помня привязанность Джорджа к своей подопечной, я подумал, может быть, стоит навестить его и вызвать на разговор. Мне подумалось, что сравнение его состояния с состоянием Люси может многое прояснить в обоих случаях. Однако, когда я подъехал к дому Моуберли, мне сказали, что Джордж недавно убыл на юг Франции восстанавливать здоровье. Леди Моуберли, сообщившая о его отъезде, уверила меня, что Джордж чувствует себя лучше. Многообещающая информация, которая доказывает, что перемещение с места болезни действительно может привести к излечению. Но Люси в настоящее время слишком слаба, чтобы куда-либо ехать, и нам надо постараться сделать все возможное, чтобы восстановить ее здоровье. Леди Моуберли очень обеспокоилась, услышав о состоянии Люси, и предложила свою помощь. В частности, она вызвалась присматривать за ребенком Люси, если в доме возникнет какая-либо угроза инфекции. Я уверил ее, что такой угрозы нет. Задним умом мне пришло в голову, что это не совсем так. Однако можно передать ее предложение Эдварду Весткоту сегодня вечером.
Вернувшись на Миддлтон-стрит, я увидел, что у постели Люси сидит Брэм Стокер, явно удрученный состоянием ее здоровья. Он доверительно сообщил мне, что ее внешний вид значительно ухудшился с позапрошлой недели, когда он отправил ее домой из «Лицеума». Как и леди Моуберли, он вызвался помочь, поскольку у него сейчас появилось время, потому что театральный сезон недавно закончился. Так что я сразу смог его использовать: он помогал при переливании крови Весткота. Операция имела умеренный успех — Весткот очень ослаб, но на щеках Люси появился слабый румянец, и пульс ее стал более регулярным. Однако это показывает серьезность ее состояния, ибо, несмотря на то, что у ее мужа был взят максимум возможного количества крови, силы Люси восстановились лишь частично. По крайней мере, сейчас состояние ее стабилизировалось, поскольку ухудшения не отмечено, и Люси даже смогла сесть и немножко поговорить. Впрочем, она ничего не добавила к тому, что рассказал мне Весткот: женщина в снах всегда скрывалась под вуалью, хотя в манерах ее проскальзывало что-то знакомое. Попросил Люси отнестись к этому внимательнее. Может быть, при очередном визите ей удастся заметить больше.
Прошлой ночью — ничего. Мы с Весткотом дежурили попеременно. Сегодня дежурит Стокер, а я посплю несколько часиков и сменю его.
22 августа. Хури все еще нет. Не понимаю, где он может быть. Если ему известно, что Люси в опасности, то он, конечно же, знает и о том, что он должен находиться рядом с ней. У меня нет опыта вести такое дело в одиночку.
Состояние Люси устойчиво. Впрочем, вчера, около трех часов ночи, вскоре после того как я приехал сменить Стокера, произошел интересный случай. Я услышал, что в окно кто-то странно скребется. Я встал посмотреть, но путь мне загородила Люси, которая тоже встала и пошла по комнате. Глаза ее были открыты, но, когда я заговорил с ней, она не услышала моих слов, а проскользнула мимо меня и стала открывать окно. И тогда я снова услышал поскребывание. Когда же я попытался удержать Люси, она вдруг вздрогнула, будто пациент, пробуждающийся от месмерического транса, и удивленно воззрилась на меня.
— Джек? — прошептала она. — Что вы здесь делаете?
И затем рухнула в обморок мне на руки. Я отнес ее в постель. Ей снова начал сниться какой-то сон, она стонала и хваталась за горло, во затем конвульсии прекратились.
Больше ничего интересного не отметил. И в окно больше никто не скребся.
23 августа. Границы логики и вероятности были сметены событиями последних нескольких месяцев, так что пора перестать удивляться чему-либо. Да я, вообще-то, и не удивляюсь. Нет, не удивляюсь, хотя это-то и убеждает меня в том, что удивляюсь. Во всяком случае паутина связей была элементарна. Я мог бы сам распознать и проследить ее. Но я еще не полностью принял любимое изречение Хури о том, что невозможное всегда остается одной из возможностей. Если принять это за основу, то можно весьма своеобразно трактовать законы логики. Может быть, и для моих методов есть надежда.