Рабин, он и в Африке Гут
Шрифт:
Старцы, до этого внимательно слушавшие Рабиновича и удовлетворенно кивавшие головами, словно пудели на цирковой арене, после этих слов моего хозяина переглянулись. Вот уж не знаю, заметил Сеня или нет разницу этих взглядов, но я на нее внимание обратил. Моисей посмотрел на своего брата с облегчением, а тот в ответ буквально взбеленился.
– Значит, старший младшего назначит? Ну уж дудки! – завопил Аарон. – Брат у меня, хоть и младший, но мужик нормальный. К тому же с богом разговаривает и вообще, можно сказать, пророк. Но вот сыночки его, племянники мои, лодыри, бездари и дармоеды. Оба тупые, как казачий ротмистр! Они таких тысячников поназначают, что нация от бардака
– Г-г-г… – привычно завопил Моисей, и я обернулся, чтобы посмотреть, нет ли рядом Попова. А то, не дай бог, еще какую-нибудь тварь земноводную на несчастного старца натравит. Андрюши поблизости не оказалось, и я облегченно фыркнул. На этот раз пронесло! Я успокоился, а вот Аарон утихать явно не собирался.
– Ща-аз, делать мне больше нечего! – заорал он на брата. – Не хватало только…
– Так ты кричи поменьше, – тут же перебил его Сеня. – Тебя переводить поставили, вот и переводи. Свое мнение потом высказывать будешь.
– Отвали! – рявкнул на него старец, но тут же получил Моисеевой клюкой по хребту и сразу успокоился. – Мой брат сказал, что мы можем контролировать его сыновей и лично утверждать каждого тысячника на должность. Ладно, бог с ним. С этим я согласен. Но что нам теперь прикажете, всех сынов израилевых заново пересчитывать?
– Проще простого, – фыркнул мой Сеня, довольный тем, что всеобщее собрание скоро распустят. – Ваня, поди сюда!
Мой Рабинович решил не ждать, пока сыны израилевы сами себя посчитают, и решил взять этот процесс в свои руки. Вместе с Ваней и бойцами Навина Сеня смело вклинился в толпу. Я решил помочь хозяину, и, пока Андрюша во всю глотку озвучивал новое распоряжение Моисея относительно женщин, мы принялись отсеивать слабый пол от сильного. Женщины, еще не наоравшиеся вволю, попытались было сопротивляться, но нам помогли их мужья, уставшие от непрерывных криков в самые уши.
Вскоре дочери израилевы удалились к своим очагам, а вот мужчины, неожиданно для меня, проявили небывалую тупость. Всего-то, что от них требовалось, – это разбиться на десятки и построиться отдельно друг от друга. Однако для переселенцев это почему-то оказалось непосильной задачей. То ли они уже утомились и от воплей своих жен полностью перестали соображать, то ли тупость у многих оказалась врожденным качеством, старательно культивируемым на кирпичных заводах, утверждать не берусь. Но в общем и в целом картина получилась плачевной: несчастные сыны израилевы просто сбивались в кучи, совершенно не пытаясь сохранять требуемую численность поголовья.
Пришлось нам от души поработать. Сеня, Жомов и Навин разбили переселенцев на три примерно равные группы. Чтобы они друг с другом не пересекались, проходы между группами цепочками заполнили солдаты Навина. Ну а трое счетоводов стали разбивать поселенцев на десятки. Я в этой чехарде принял самое непосредственное участие. Считать я, слава Полкану, мог прекрасно, поэтому носился среди переселенцев с воплями и отгонял от уже отсчитанных десятков лишних людей. Простые уговоры действовали не всегда, особенно если учесть, что моего языка и тут никто не понимал, поэтому иногда приходилось пускать в ход клыки. Однако именно эта мера и действовала лучше всего. Поэтому только благодаря моей помощи сосчитать евреев удалось примерно за полчаса. Оказалось, что мужчин среди переселенцев было около ста пятидесяти тысяч, что, соответственно, вдвое уменьшило число подчиненных у олигархов.
– Фу, управились, – облегченно вздохнул Рабинович, вместе со мной возвращаясь обратно на бархан к патриархам. – Теперь пусть сами разбираются.
В общем, организовать у переселенцев зачатки общественного строя мы помогли, ну а то, кого там они назначат начальниками, меня интересовало меньше всего. День уже давно клонился к вечеру и грозил превратиться в ночь, а у меня уже несколько часов даже клочка кошачьей шерсти во рту не было. К тому же я по жаре изрядно набегался. А поскольку в плане физиологии я от верблюда сильно отличался, то и пить мне хотелось куда больше, чем вышеуказанному представителю местной фауны. Мой Рабинович сам догадаться о моих потребностях был не в состоянии (видимо, солнышком башку напекло), поэтому пришлось у него самым безапелляционным тоном потребовать воды и пищи.
– Действительно, пора бы и поужинать, – согласился со мной Рабинович. – Сейчас пойду узнаю, кто тут за продовольствие отвечает.
Сеня тут же направился к патриархам, и я, чтобы не дать хозяину возможность забыть о моем питании и начать болтать с Моисеем о всякой ерунде, пошел вместе с ним. К счастью, моего вмешательства не потребовалось. Не отвлекаясь на политику, Рабинович сразу заговорил со старцами о еде. Однако тут же выяснилось, что Моисей с Аароном являются крайне непрактичными людьми. Согласитесь, странно слышать такое о евреях! Отправляясь в Землю обетованную через пустыню, они не только не подумали о том, чем сами будут питаться в этом странствии, но даже и личных вещей никаких не захватили.
– Не знаю, – пожал плечами Аарон в ответ на вопрос Рабиновича об ужине. – Продукты, конечно, где-то есть, но в такой неразберихе их сразу не отыскать. Вот сейчас закончим распределение должностей и попробуем с этим вопросом разобраться.
– Ну-ну, пробуйте, – разочарованно буркнул Сеня и вернулся назад. – Андрюша, доставай свои запасы. Только не говори, что ничего пожрать с собой не захватил. Все равно не поверю.
– Что бы вы без меня делали? – хмыкнул Попов и пошел к своей повозке. – Посмейте мне теперь хоть раз еще предъявить, что я только о еде и думаю.
– Ладно. Не ворчи, – Рабинович плюхнулся на ковер, расстеленный прямо на вершине бархана. – Блин, ну и муторное это дело, людей из Египта выводить.
– Понял теперь, как нам с вашим братом бывает туго? – самодовольно хмыкнул Жомов. – Больше не обижайся, когда я чего-нибудь про евреев говорю.
– Тоже мне, беспроблемная нация нашлась! – наперекор ему обиделся мой Сеня. – Да если бы мы не евреев, а славян из Египта выводили, то не то что за сорок, за сто сорок лет бы не управились. Вам же сначала обмыть идею нужно, затем опохмелиться и подумать на трезвую голову. После этого принять решение и тут же отпраздновать это принятие. Потом отпраздновать празднование, следом опохмелиться и пойти прощаться с друзьями, родственниками, знакомыми, родственниками знакомых, их друзьями…
– Ну завелся, – оборвал его омоновец. – Все. Давай замнем все для ясности, типа я вообще ничего не говорил. А то до утра стонать будешь.
– Тогда больше и не обижайся, когда я славян поминаю, – ехидно проговорил Рабинович, но дальше развивать тему не стал.
Несколько секунд мы сидели в молчании, ожидая явления Попова народу. Тот управился с ревизией своих запасов довольно быстро и вернулся назад, волоча по песку довольно увесистый мешок. Его появление было встречено радостным потиранием рук, довольным хмыканьем и высовыванием языков. Последнее, правда, сделал не только я. Нахор попытался изобразить что-то подобное, плотоядно облизнув губы. Андрюша разложил припасы на ковре, и уже мы собрались ужинать, как вдруг выяснилось, что за всей этой суетой мы напрочь позабыли о Горыныче.