Рабиндранат Тагор

Крипалани Кришна

В этой книге есть несколько замечательных стихотворений, одно из них — о земле, матери всего живого: другое — о море, прародителе мира, из лона которого родилась сама земля, третье о Манас-Сундари, душе красоты, подруге его детских игр, мечте его юности, а ныне самой жизни его. В этой же книге есть чудное, трогательное стихотворение "Я тебя не отпущу". Поэт готовится отправиться в путешествие, все домашние хлопочут, слуги собирают багаж, жена добавляет то одно, то другое, стараясь предусмотреть всякую неожиданность. Только маленькая дочка неподвижно сидит на пороге и, когда он хочет уйти, спокойно говорит: "Я тебя не отпущу". Эти простые слова, вырвавшиеся из сердца ребенка, означают для поэта вечный пафос нашей жизни.

Дитя несмышленое! Знаешь ли ты, Сколько силы в тебе, сколько в тебе прямоты? Молвила: "Не отпущу!" и моею душой Вмиг завладела. В этой вселенной большой Как ты мала! Как эта ручонка

слаба! Разве тебе, родная, под силу борьба? Маленькая, печально сидишь у дверей, Вооруженная только любовью своей. В этом мире, где нет расставаньям конца, Раненные разлукой — бессильны сердца. Стонут они, взывают к любимым с мольбой: "Не уезжай! Не хочу расставаться с тобой!" "Не отпущу!" И далеких небес синева, И колосья, и корни каждый час, каждый миг Кого-то зовут, разрывает душу их крик: "Не отпущу!" — говорит. И колеблется он. Слышу я: "Не отпущу!" То земля, словно мать, Крохотный стебель к своей прижимает груди "Не отпущу тебя! — слышу. — Не уходи!" Гаснет огонь, вот-вот поглотит его тьма, Но раздувает его природа сама, "Не отпущу!" — говорит. И колеблется он. В мире небес и земли с самых давних времен Этот возглас живет среди звезд и травы: "Не отпущу тебя! Не отпущу!" Но, увы. Кто-то должен уйти и не оставить следа. Изначально так было, так будет всегда. В океане творенья поток крушенья течет, Все куда-то плывут, всех куда-то влечет, Простертые руки у всех, пылающий взор. "Не отпущу!" И уплывают в простор. [52]

52

Перевод А. Сендыка.

Все уходит, и среди этого бесконечного кругооборота живой и мертвой материи звучит вечный голос: "Я тебя не отпущу!"

В стихах этой поры звучит страсть, но страсть, усмиренная разумом. Теперь элемент размышления будет все явственнее проявляться в его поэзии, все сильнее станет подавленная страсть, все возвышеннее мысль.

В книге много разнообразных стихотворений, замечательных сказок, сатир, стихов о природе, гражданских стихов. В одном из них он рассуждает о Майя-Ваде — основополагающем понятии индийской философии, представляющем вселенную как Майю, иллюзию. "Увы, — восклицает поэт, — моя безрадостная страна, одетая в лохмотья, нагруженная одряхлевшей мудростью, ты гордишься своей прозорливостью, заглянув за оболочку сотворенного мира. Бездеятельно сидя в своем углу, ты только и делаешь, что точишь острие своих суеверий и отбрасываешь как несуществующие это безмерное звездное небо, эту великую огромную землю, из чрева которой век за веком выходили мириады форм жизни. Миллионы живых существ веселятся на празднике этой жизни, и только ты, выжившая из ума старуха, пренебрегаешь всем этим, будто детской игрой". В другом стихотворении он утверждает: "Ты говоришь, что много знаешь, но ты не знаешь ничего. Если даже человек — лишь прах земной, ну что же, пусть он будет прахом. Но где ты найдешь что-нибудь равное этому праху? Не затворяйся в одиночестве, не старей до времени. Как сможешь ты стать мужчиной, если не присоединишься к игре жизни?" А тем, кто считает, что жизнь — это тяжкое бремя, он отвечает: "А что же не бремя? И руку матери, которая отрывает Ребенка от одной груди, чтобы поднести его ко второй, тоже можно назвать узами. Всякая любовь, всякое стремление к счастью — узы, но какие это узы!"

Долгий путь прошел поэт со времени "Вечерних песен" и "Утренних песен", в которых он утешался в своих личных печалях или слишком громко провозглашал свой уход от тоски. В обоих случаях Тагор был занят самим собой. Теперь он достиг спокойной ясности и научился различать в своей личности силу сковывающую и силу освобождающую, научился видеть разницу между внутренним я, которое отделяет от мира, и внешним я, которое объединяется с миром. То, что поэт потерял во плоти, он возместил в духе, во всеобщем обрел то, что искал в частном.

За "Золотой ладьей" последовал сборник стихов "Читра", что означает "Пестрое". Многие бенгальские читатели считают его лучшим плодом поэтического гения Тагора. Без сомнения, некоторые из стихотворений сборника являют собой высшие достижения того периода. Ключ к названию, определяющий также общий настрой книги, мы найдем в первом же стихотворении, в котором поэт обращается к Вселенской душе, или Природе, как к чудесной деве, красота которой проявляется в миллионах форм.

Поэт воспринимает красоту в самых обыденных вещах, чувствует печать ее в окружающем мире и в глубине своей души. Тот же Дух, который наполнил всю вселенную и правит ею, пребывает и в его душе,

управляет его жизнью и творчеством. Он называл его Джибондебота, или Божество моей жизни. [53] В знаменитом стихотворении, посвященном ему, Тагор пишет:

53

Для русского читателя понятие Джибондеботы будет яснее, если сопоставить его с Музой в нашей классической поэзии. (Примеч. пер.

О ты, для кого отворилась души ограда! Надежда моя и отрада! Все ли желанья твои воплотились во мне? Чашу жизни наполнил я по края Печалью и радостью ради тебя, Теперь мое сердце — подобие Выжатого винограда. Из благоуханий, тонов, Оттенков, ритмов и снов Соткал я ткань покрывала Для брачного ложа. Во имя твоей мимолетной причуды Я желаний золото плавить буду, Становясь каждый день Иным, непохожим. [54]

54

Перевод С. Щервинского.

Одно из лучших стихотворений книги — ода Урваши, Вечной Женщине индийской мифологии, которая соблазняет богов и похищает сердца людей. Рабиндранат изображает, как она поднимается из пены первобытного океана, вспененного богами, — обнаженная, блистательная красавица, несущая в правой руке нектар и яд в левой. Это Вечная Женщина, для всех желанная, но никому не подвластная:

Не мать, не жена, всех родивших и всех родившихся краше! Отрада небесного сада, Урваши! [55]

55

* Перевод А. Ревича.

Другое стихотворение, нежное и изящное, называется "Прощанье с небом". Оно написано в форме монолога души, которая в награду за добрые дела на земле долго блаженствовала в раю. Но вот срок окончен, добродетель полностью вознаграждена, и ныне душа должна возвратиться на землю. Она сравнивает холодную радость и безмятежное счастье рая с весельем и горестями жизни земной. Это стихотворение — хвала земной юдоли и гимн простым человеческим привязанностям. Пусть лицо неба сияет лучами ненарушимой радости, пусть боги пьют нектар! Для нас, смертных, земля — родина наша, наша мать, она прижимает к своей груди и доблестных и недостойных.

Борьба между сердцем поэта, зачарованным своей собственной музыкой, и его сознанием, мучимым бедами сограждан, выразилась в стихотворении "Верни меня". Это стихи, какие мог бы написать Махатма Ганди, если бы был поэтом. Тагор укоряет себя за то, что в одиночестве играл на флейте, как праздный мальчишка летним полднем, когда все вокруг него заняты полезным делом, и обращается к себе:

А ведь рядом пожар! Слышишь раковин рев, Призывающий всех? Эхом плача звучит небес пустота, А где-то в темнице слепой связанная сирота Тщетно молит о помощи; чванство пустое Обездоленных давит тяжелой пятою, Чтобы пить из них кровь сотней тысяч ртов. [56]

56

Перевод А. Сендыка.

Он говорит о бедствиях своего народа, голодного, раздетого и бездомного, лишенного всех прав, даже права протестовать.

Ты слышишь, молчащему скорбному рту Нужно дать слова, а засохшей душе мечту И надежду. Крикнуть обязан ты: "Эй, поднимите головы! Эй, собирайтесь в ряды! Лишь разогните спины — тотчас Они, как бродячие псы с дороги, Убегут, надеясь только на ноги. Бог отвернулся от них. Им не станет никто помогать, Эти люди умеют хвастливо лгать, Но сознают ничтожность свою!" [57]

57

Перевод А. Сендыка.