Работа на лето
Шрифт:
— А как у вас с рейдом на собачник? — поинтересовался Генка.
— О, это ещё та история была… — оживился Диман, но осекся и сухо заметил: — Но сначала я всётаки хочу услышать, что там у тебя произошло. И?..
— Дай хоть расслабиться, прежде чем вы меня выгоните… — обречённо буркнул Генка. — В общем так. Вопервых, я шесть тысяч ваших денег потратил. Вовторых, ментов покалечил, когда от них убегал с похищенным оружием. Втретьих — троих братков завалил и в джипе сжёг, — Генка мельком удивился, что при отчётливом воспоминании об этом не испытал ни страха, ни отвращения. — В четвёртых и в пятых — знаменитого писателя дураком назвал. Что в шестых — я не помню, хотя наверняка что-то было… С чего начинать?
— Начни попорядку, — предложил Диман нейтральным тоном…
… —Вот и всё, — закончил Генка. — Мне когда собираться? Или вы меня утопите, чтобы я ничего не разгласил? Ладно, я согласен…
Диман, сидя боком, внимательно слушал Генку. Предоставленный сам себе конь давно остановился, с хрустом и пофыркиваньем жевал траву у чьегото забора.
— Ну что ж, — Диман вздохнул. — Как ты сам говорил — это форс-мажор. Ты действовал по обстоятельствам.
— А?.. — Генка удивлённо уставился на командира. А тот, выпрыгнув на траву, потянулся и добавил:
— Более того — ты действовал достойно. Как человек.
— А деньги?! — выпалил Генка. Диман усмехнулся:
— А насчёт денег тебя будет грызть Тонида. Но не долго, она же не дура. Пошли денежки на святое дело — то есть, куда и должны были… Так, давай я тебя до дома отвезу, отдохнёшь как следует перед будущими подвигами. И особенно перед завтрашним днём… Ннны!
— А что будет завтра днём?! — насторожился Генка.
— Завтра, мой юный и необразованный друг — Иван Купала, — важно сказал Диман, — и в частности множество мероприятий днём, купальская ночь, а послезавтра — общие манёвры подразделений самообороны.
— Манёвры? — сегодня для Генки был вечер вопросов. — Настоящие? В смысле, и взрослые тоеж?
— В основном взрослые, — поправил Диман. Генка удивился:
— Они что, тоже… ну, в войну играют?
— Играют в войну в российской армии, когда показывают спектакли о борьбе с международными террористами, — заметил Диман, — а наши готовятся обороняться…
— Дим, — задумался Генка, — а разве армия с террористами не должна бороться? Так чего же ты смеёшься?
— Смеюсь, потому что страшно, — буркнул Диман. — С террористами, Клир, должна бороться части и подразделения МВД. А когда для иностранных наблюдателей разыгравают действо с применением авиации, танков и кораблей под названием" отражение внезапного нападения террористической группы", то мне страшно становится… и стыдно до слёз. Что у нас, террористы главные враги?
Генка замолчал, переваривая сказанное. Беговушка легко катила по ночной летней улице, было тепло и тихо.
— Дим… — снова начал он. — Я подумал… До эстонской границы тут сколько?
— Да в общем недалеко, — отозвался тот. — А что? Планируешь на лёт на публичный дом?
— А ты не смейся! — и Генку прорвало. — Ты знаешь, знаешь, это ведь… это ужасно! Это не Чечня, это не Средняя какаянибудь Азия, это ведь страна европейская, член НАТО, они же цивилизованные! А эти мальчишки… Белый… и Гошка… я сперва на них подумал… а потом мне — мне так жалко их стало, так жалко, Дим! А сколько там ещё таких?! Их же искалечат на всю жизнь, они ведь не от природы там такие, ну типа больные, как бывает… Они же нормальные, здоровые, просто до них никому дела нет… Я не знаю, я понимаю, что это чужое государство, Эстония…
— Это провинция Эстляндия Российской Империи, — жёстко сказал Диман. — Всё остальное — чушь, бред, хрень собачья. Знаешь, кто больше всех зверствовал на Новгородчине во время войны? Немцы? Хрена. Им не до этого было, они на фронте с нашими рубились по двадцать пять часов в сутки, вся земля под Ленинградом кровью пропиталась… Эстонцы из дивизий ЭсЭс и добровольческих батальонов. Мы когда туда походами ходили — оружие искать и павших захоранивать — то старики в деревнях такое рассказывают… — он оборвал себя и спросил: — Ты что предлагаешь? Налёт?
У Генки захолонуло сердце. Но он вспомнил глаза Белого — и твёрдо сказал:
— Налёт. Воевать так воевать. Всё наше — и рыло в крови.
— Ты Пикуля читал? — удивился Диман.
— Это отец так любит говорить, — ответил Генка.
— А… Тут вот какое дело. Надо сначала решить, куда этих, которых отобьём, девать будем. Это я поручу тут, когда найдут место — тогда и поговорим… — Диман вздохнул: — Да и не все уходить захотят…
— Не все?! — Генка онемел. — Да я… я бы… я бы на карачках уполз!!!
— Увидишь, — печально сказал Диман. — Хорошо, если половина…
А остальные уже всё. Переродились. Кормят хорошо, тепло, деньги водятся, подарки дарят, небось… почитатели… Пальцем попал — считай увяз… Ладно, — Диман тормознул возжами. — Приехали, отдыхай… тебе помочь дойти?
— Да вот ещё! — возмутился Генка…
… Когда он включил свет в первой комнате — за столом сидела и листала книжку Кинга — «ОНО» — Надька.
— Привет, — сказала девчонка, поднимая странно виноватые глаза. — А я жду, жду…
— Привет… — Генка заулыбался. — Я подумал, что ты обиделась за что-то… проводить не пришла… и в медпункт…
— В медпункт я испугалась, — честно сказала девчонка. — Подумала — а вдруг у тебя что-то… серьёзное.
— А не пришла почему? — Генка присел к столу. — Когда уезжал? Он заглянул под полотенце, там была большая тарелка с картошкой и котлетами, вишнёвый морс в кувшине. Есть хотелось жутко, до спазмов в желудке, но он опустил полотенце и повторил вопрос: — Не пришла почему?
Надька опустила глаза. И сказала:
— Я подумала… ты там, на речке… ты просто меня пожалел… и…
Она тихонечно, дрожаще вздохнула, не поднимая глаз. И Генка вдруг ощутил что-то… что-то, не имевшее названия. Нежность? Жалость? Нет… и да, и нежность, и жалость… и ещё кучу всего, такую огромную кучу смешанных чувств, что он отчаялся подобрать ей название. Он просто встал, сделал два шага вдоль стола, присел, подогнув колени (боль толкнулась всётаки), возле ног Любэ и положил голову ей на голые колени. Закрыл глаза. Ладонь девчонки легла на волосы, перебрала их.