Работорговцы. Русь измочаленная
Шрифт:
— Породит же земля чудных! — только и сказал Лузга, когда разбойника перетащили в трапезную.
Из страшной ямы на месте правого плеча лилась кровь. Казалось, конца ей не будет.
— Привяжите его к столу, — бросил Щавель ближайшим ратникам.
Крепкими раболовными арканами воины примотали Дележа к общаку. Они не ведали жалости к уроду и жаждали кровавой расправы. Чаяния войска опытный командир читал как раскрытую книгу и не упустил случая совместить приятное с полезным, перед решающей битвой обратив воинство в свою веру для придания большей
Щавель вынул нож работы мастера Хольмберга из Экильстуны.
— Перед нами известный разбойник Дележ, гроза Подмосковья, — зычный голос командира заставил дружинников навострить уши и подойти поближе. — Одолеть его — дело доблести и геройства. Орден Ленина показывает нам свою силу, действуя хитростью и коварством. Но войско светлейшего князя не запугать! Мы врага били, бьём и будем бить! Для придания силы каждый должен вкусить его плоть. — Щавель всадил клинок под рёбра циклопу, широким взмахом распустил брюшную стенку. Дальше было самое сложное — быстро вырвать печень великана, и Щавель не осрамился. Печень была огромной. Он воздел её над головой. — Это наша добыча! Мы заслужили!
Услышав хорошо знакомые слова «добыча» и «заслужили», дружинники одобрительно заорали, ещё не понимая, что именно они одобряют.
Командир плюхнул печень на живот циклопа, оттяпал край, сунул в рот и демонстративно начал жевать. Второй кусман достался Жёлудю, третий — случившемуся рядом Михану. Парень, польщённый честью причаститься в числе первых, привычно сожрал печёнку, подумав, что посвящение Отцу Небесному где-то далеко впереди, в Новгороде, а Ктулху будет доволен уже сейчас. Следующим оказался молодой дружинник, имени которого Щавель не знал. Он безропотно съел свой кусок, решив, что так и положено. Его примеру последовали остальные, подчиняясь воле командира, общему примеру и чувству ненависти к врагу. Даже сотник Литвин, попавший в середину раздачи, не воспротивился, а принял с ножа кровоточащий ломоть.
Дружина воспрянула духом. Горячая печень циклопа вставляла не хуже рюмки крепкого первача. В трапезной витало чувство всеобщего единения. Дележ затих, истёк кровью, не приходя в сознание. Щавель приказал Михану подать топор, лежащий на соседнем столе, доставшийся от «медвежат» трофей, которым охотно кто-то пользовался. Тремя точными ударами разрубил рёбра Дележа, запустил руки в грудь разбойника, перерезал сосуды, вырвал трепыхающееся сердце.
— Добыча! — провозгласил он на всю трапезную, держа сердце на вытянутых руках. — Сегодня у нас праздник. Подходи за своей долей!
— Ты мудр, боярин. Теперь дружинники пойдут за тобой в огонь и в воду.
Тибурон уместился на рогоже, поджав ноги, словно боясь высунуться с островка безопасности. Колдун что-то сделал с подстилкой, ибо Дележ не тронул его. Бывший член Ордена уже оправился после визита соратника, держал спину прямо, говорил уверенно. За окном занимался рассвет. Под окном лежал связанный «ласточкой» педофил. Ноги Лелюда были крепко примотаны за спиной к кистям,
Щавель сидел на постели, держа на коленях голову циклопа. Она была громадной и по ширине достигала ширины плеч командира. Рядом на покрывале лежал измазанный кровью Хранитель. Щавель накормил своего идола досыта и Жёлудю наказал не упускать столь редкую возможность задобрить собственного Хранителя — у идолов долгая память.
— Выдающийся трофей, — заметил Тибурон.
— Я поймал Лелюда, я убил Дележа, — сказал Щавель. — Следующий Мотвил. Готовь своё зелье.
— Когда прикажешь, боярин, — покорно сказал Тибурон.
Щавель повертел голову циклопа, посмотрел на Альберта Калужского.
— Возьмём с собой, а на обратном пути отправим князю. Надо её приготовить, чтобы вид имела приличный. Даже если закоптим, мозг протухнет и будет вонять. Что ты посоветуешь?
— Я бы рекомендовал краниотомию с тотальным извлечением содержимого кальвариума, как сделал Лузга в Лихославле с головой «медвежонка», но это испортит внешний вид. Есть более трудоёмкий способ с транснасальным доступом, гомогенизацией и последующим дренированием содержимого, как поступали мумификаторы в древнем Египте. У меня случайно оказался набор подходящих крючков и лопаточек.
— Зачем ты их носишь?
— Странствующему врачу всё пригодится, — заявил Альберт со смирением бывалого потрошителя.
Щавель протянул трофей. Доктор принял голову, склонился под её тяжестью и сноровисто утащил в свой угол, где на постели распахнул пасть сидор.
— Глупцы, вы не понимаете… — проскрипел стреноженный Лелюд. — Ленин падёт, Статор придёт. Ты, лидер, не ведаешь, что творишь.
— Не верь ему, — предупредил Щавеля Тибурон.
— Тебе, предатель, чем хуже, тем лучше, — простонал Лелюд.
— Между нами договор, — гордо сверкнул глазами колдун. — Ты знаешь, как расправились со мной товарищи. Сам же глумился, проходя мимо клетки. Теперь твои товарищи мне совсем не товарищи. Они крысы, что жрут своих в аппаратных играх. А заправляет ими маразматическая геронтократия, живущая замшелыми заветами Ильича. Благим делом будет разрыть этот клоповник до основания.
— Ты — зло, — выдавил Лелюд.
— А ты добра посланец, — парировал Тибурон и стрельнул глазами на командира, дескать, эк я его уел!
— Хорош болтать, — оборвал Щавель. — Выполняй договор. За ингредиентами обращайся к лепиле, у него полный мешок всякой всячины. Лузга, проследи и обеспечь. Ступай, позови людей. Пусть вытащат чадолюбца во двор и дадут ему, чего у него отродясь не было. Но не до смерти и не калечить.
Сталкер застонал и задёргался, предвкушая расправу. Лузга залихватски пригладил с боков ирокез и умёлся выполнять приказ. Когда Лелюда вытащили на встречу с тумаками, Щавель обратился к Тибурону:
— Сан Иналыча с Горбушки знаешь?