Рабы Парижа
Шрифт:
Она поспешила к себе наверх, чтобы, как можно скорее написать Андре, как вдруг в передней раздался голос другого посетителя, который непременно требовал, чтобы его пропустили к графу.
— Черт бы вас побрал, — кричал он, — мне нет дела до его приказания вам, мне необходимо его видеть, и я увижу его! Сию минуту доложите обо мне или я обойдусь без ваших дурацких докладов!
Посетитель был не кто иной, как сам барон Кленшан, друг юности графа, единственный свидетель трагического случая. Тот самый барон,
В молодости он был очень методичен, к старости почти помешался. Двадцать лет ежедневно он проверял, так ли бьется у него пульс, в сорок надоедал всем и каждому рассказами о переменах в своем здоровье…
Сейчас он был так взволнован, что забыл даже поздороваться с Сабиной.
— Столько душевных переживаний! — кричал он, — и в довершение я еще и съел сегодня больше, чем мне положено! Разумеется, мне понадобится полгода, чтобы прийти в себя!
При виде графа, который вышел ему навстречу, он бросился к нему и закричал еще громче:
— Октав! Ты должен спасти себя и меня! Если ты не уничтожишь договор о браке своей дочери с…
Быстрым движением руки граф Мюсидан зажал ему рот.
— Ты что, не видишь, Сабина здесь?
Девушка, встретив мрачный взгляд отца, поспешила скрыться.
Но барон Кленшан сказал достаточно, чтобы она инстинктивно почувствовала страх. Уничтожения какого договора требовал этот чудак? С кем? И почему ее союз с кем бы то ни было может мешать ему?
Тут явно крылось что-то недоброе. Иначе с чего бы ее отцу зажимать рот этому добродушному человеку?
Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия, она была почти уверена, что имя, которое не успел произнести Кленшан, сыграет в ее судьбе еще не известную ей, но определенную роль. Она поняла, что просто не сможет оставаться в неведении, она должна была узнать, в чем же тут дело…
Оставалось одно: забиться в угол столовой, которая была отделена от комнаты, где остались мужчины, только тяжелой портьерой.
Удостоверившись в том, что обнаружить ее будет непросто, а она сможет слышать все, что ее интересует, она прислушалась.
Кленшан продолжал жаловаться на здоровье и говорил о том, что волнения могут привести к непоправимому ущербу…
— Ну и денек! — ворчал он, — и ты тоже хорош, встретил меня таким образом, после того, что я перенес! Подумай только, завтрак не в меру, душевное потрясение, быстрая езда, перебранка с твоими лакеями, а затем подобный прием со стороны друга! Да, тут есть от чего расхвораться в мои-то годы!
Но граф Мюсидан, которому давным-давно были известны причуды его приятеля, не собирался его выслушивать.
— Говори прямо, что привело тебя ко мне, — коротко и сухо произнес он.
— Сделай же одолжение, выслушай меня, — завопил Кленшан, — история охоты в Бевронском лесу каким-то образом вылезла наружу! Сегодня я получил анонимное письмо, которым меня предупреждают, что, если я не уговорю тебя нарушить договор о браке твоей дочери с бароном Брюле-Фаверлеем, то мне грозит куча неприятностей!
— Письмо у тебя с собой?
Кленшан полез в карман и достал письмо. Оно действительно было полно угроз, но не открыло ничего нового для Мюсидана.
— Проверял ты свои идиотские записи? Там действительно не хватает страниц?
— Именно тех самых, трех!
— Как же ты так опростоволосился в собственном доме!
— Как! Если ты такой умный, так расскажи мне — "как"!
— А прислуга? Надежная?
— Господи, да ты же знаешь моего камердинера! Лорен у меня с шестнадцати лет! Журнал лежал в дубовом шкафу, ключ от которого всегда при мне!
— Тем не менее, каким-то образом его открыли.
Кленшан думал, затем вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и заорал:
— Проклятье! Ведь я понял, кто и каким образом мог украсть их!
— А именно?
— Слушай! Несколько месяцев тому назад мой Лорен опасно заболел, и я вынужден был положить его на несколько месяцев в больницу!
— И кто же служил у тебя в это время?
— А черт его знает, какой-то молодой парень, которого мой кучер нашел через какую-то контору!
Граф вспомнил о карточке, которую Маскаро имел дерзость оставить у него и на которой значился адрес его конторы.
— Тебе известна эта контора?
— Конечно, на улице Дофина, почти напротив моего дома!
Граф схватился за голову.
— А, висельники, сильны…
Затем он обратился к Кленшану:
— Если бы ты мог быть тверже и не боялся скандала, я бы мог с ними потягаться…
Этого замечания было достаточно, чтобы барона затрясло.
— Ради Бога, если ты не можешь им уступить, предупреди меня заранее, я немедленно покончу с этой жизнью!
Граф с мрачным сожалением смотрел на своего друга.
— В таком случае, что же мне остается, как не уступить, — горько заметил он.
У барона отлегло от сердца.
— Ну и слава Богу, — произнес он, переведя дух, — хоть раз в жизни ты оказался благоразумным!
— То есть, короче говоря, трусом! Будь проклят и твой дневник, и твоя дурацкая привычка все фиксировать на бумаге!
Но что касалось дневника барона, то тут он был неизлечим.
— Да чем же виноват мой дневник? Если бы ты не совершил преступления, я бы не смог его записать!
Это наивный, но вместе с тем роковой для графа ответ заставил обоих надолго умолкнуть.