Рабыня для чудовища востока
Шрифт:
Самое паршивое, то в чем я боюсь признаться даже себе — Алифар. Все что между нами происходило и происходит — это голая похоть. Он никогда не почувствует больше. Я могу сотню раз твердить себе, что не нуждаюсь ни в чем подобном. Но где-то в глубине замерзшего истерзанного сердца поселилась маленькая искра, и вот она тянется к нему, разгорается от малейшего прикосновения. Он пробуждает во мне нечто темное, неподконтрольное и одуряющее приятное.
И это слишком опасно. Если поддамся, грянет взрыв. И дальше меня уже не будет. Он опасен именно тем, что пробуждает во мне нечто слишком сильное и мощное, то чего сам волк никогда не испытает.
— Провидец и сотворил статую. Он потратил на ее создание двадцать пять
— Почему именно она? Как ее узнать? Кто она такая и откуда появится, он об этом что-то говорил?
— Она появится из ниоткуда. Будет нести в себе холод и вьюгу. Женщина, призванная усилить кровь оборотней. Ослабить жар и даровать гармонию единства. Когда брат пойдет на брата, когда единый народ погрязнет в ненужных кровопролитиях, она проскользнет тенью, и день за днем будет закреплять свои права, — его рука скользит ниже под платье, добирается до моей груди. — Он утверждал, что она будет один в один похожа на эту статую. Также он оставил еще целый свод признаков, которые укажут на приход Бадрии.
— И вы в это верите? Я к тому, что легенды… они есть в каждой стране. Но многое из них лишь вымысел. Каждое поколение дописывают что-то от себя, и к нашему времени от правды остается лишь сотая доля, которая теряется в многочисленных вымыслах, — спина выгибается навстречу его ласкам. Алифар играет моим соском, и от этого воздух мгновенно накаляется. Глаза закатываются и между ног разрастается требовательная тягучая боль. Там почему-то становится очень мокро.
— У нас пророки существуют со времен сотворения Шантары. И ни разу избранный солнцем провидец не ошибся, — второй сосок твердеет, набухает и пульсирует, требуя внимания к себе. Кожа начинает гореть. Алмазное небо над головой, бесстыдные руки Алифара, статуя, искрящийся золотистый свет, кажется, время для нас остановилось, мы сейчас в сказке, и так хочется отдаться на волю странным и безудержным ощущениям. Потерять контроль и почувствовать себя живой.
— Зачем ты мне это рассказал? — дышу им, пропитываюсь, и с каждым вдохом все больше сгораю.
— Это общеизвестная легенда, ее знает каждый житель страны, — длинные горячие пальцы пробираются дальше. Там, где его кожа соприкасается с моей, остаются невидимые, но очень ощутимые обжигающие следы.
— Но ты решил преподнести ее по-своему? Хищник заманивает дичь, расставляет сетиии… — тут он пробрался между моих ног, и я закричала. Слишком неожиданно, слишком остро, так что тугие судороги скрутили тело. Я себе напоминаю свечу, страшно хочу загореться, но понимаю, насколько беспросветной станет тьма, когда я догорю до конца.
— Не только. Я хотел кое-что для себя прояснить, — наклоняется и обводит языком контур моих губ, одновременно орудуя у меня между ног. Надавливает на какие-то точки и в глазах вспыхивают радужные круги.
— И как прояснил? — шепчу ему в рот, выдыхая со стоном.
— Пока у меня больше вопросов, чем ответов, — впивается мне в губы. Жар, страсть, между нами словно пляшут голодные языки пламени. Они вспыхивают греховным оранжевым светом, небо в алмазах над нами ослепляет голубым сиянием. Язык волка проникает в мой рот, исследует его, дразнит, распаляет. В следующий миг Алифар уже жадно посасывает мои губы, а его палец проникает в меня, другим пальцем он надавливает на клитор. Острое лезвие запредельных ощущений раскалено, это тот миг, когда боль и сладость сплетаются в узел непрерывной агонии дикий необузданных ощущений. И хочется испробовать все, пойти до конца. Остается лишь миг, один маленький шаг до чего-то умопомрачительного, к чему тянется мое естество. У меня больше нет кожи, есть только нервы, как оголенные провода, и ласки Алифара, умелые, порочные и безжалостные. Я даже не могу кричать, с губ срывается хрип, о том чего не ведаю, но больше всего хочу изведать.
— Нам пора двигаться дальше, — прекращает ласку. Поднимает меня со своих колен и усаживает на скамью.
— Как? — из губ вырывается вздох разочарования. Тело ломает, так сильно, что я готова разрыдаться. Каждая клеточка продолжает ждать его ласк, содрогается в немой мольбе.
— Если у тебя есть какие-то желания, Анжелика, — выдыхает мне в губы, — То ты можешь смело мне их озвучить.
— На коленях? — губы дрожат, распухли от его поцелуев.
— Разумеется, — в глазах вспыхивают огни адского пламени.
С невозмутимым видом поправляет мое платье. Берет один из бриллиантовых цветов и закрепляет мне в волосах. Движения грациозные медленные, на губах лукавая улыбка. Хочется врезать ему со всей силы, стереть порочный изгиб с губ, и наброситься на него со всей несвойственной мне страстью.
Глава 26
Мы покинули музей, я вновь оказалась в седле, прижата к его мощной груди. Вот где настоящая пытка! Никогда не думала, что тело может быть настолько чувствительным. Любое движение, мимолетное касание, и я готова завыть от переполняющей меня неудовлетворенности. Сладко-болезненные спазмы заставляют меня беспорядочно ерзать на сиденье. Желание прикоснуться к нему, ощутить его губы, становится навязчивой манией. Сейчас я себе реально напоминаю животное, обезумевшую самку. И до сих пор не верю, что это происходит со мной. Голод, неконтролируемый, жуткий по своей сокрушительной силе, захватывает власть надо мной.
Удивляюсь, как я еще не повернулась к волку, не впилась ногтями в его грудь, и не осыпала жадными поцелуями. Это действительно мои мысли? Краснею. Сгораю от стыда, но даже это не может погасить моего дикого желания.
— Мы что не возвращаемся в замок? — спрашиваю пересохшими губами.
— Нет, — и даже это одно слово заставляет мурашки на коже встать дыбом.
— Что ты еще собрался мне показать? — говорю со стоном.
Совсем не получается контролировать свои эмоции. Тело, как оголенный провод, все чувства обострены. Хочется слезть с этого коня, и не ощущать жар оборотня, не вдыхать его дурманящий запах. Еще немного и я сойду с ума. Я не должна сдаваться, и не представляю, как удержаться. Взываю к здравому разуму, ругаю его последними словами, ничего не помогает, меня тянет к оборотню как магнитом.
— Увидишь. Пока можешь подремать, путь неблизкий, — зарывается рукой мне в волосы и пришпоривает коня.
Он издевается?! Подремать?! В таком состоянии! Не знаю, куда он меня тащит. Не представляю, как выдержу. А волк словно нарочно, то прижимается сильнее, то невзначай проходится невесомыми касаниями по коже.
Мы миновали черту города и оказались в пустыне. Даже невыносимая жара вокруг меня не тревожит. Я ничего не чувствую, только близость Алифара. И это гораздо безжалостней, чем палящее солнце пустыни.