Рабыня для чудовища востока
Шрифт:
Но все же, он подарил их только мне. Если верить словам Джаны. И это определенно мне льстит. Чувствовать себя особенной, приятно. Даже если я понимаю — это всего лишь очередная иллюзия и стремление Алифара победить в охоте. Веру в искренность Серж во мне убил. Есть только корысть.
— Уже проснулась? — вздрогнула от громкого голоса Джаны. Хорошо, что успела спрятать срам.
— Да… сейчас выйду…
Выходить определенно не хочется. Уверена, как только переступлю порог комнаты, начнутся новые испытания. Я тут как по минному полю хожу, одна ошибка, и велика вероятность
Поворачиваюсь к огромному зеркалу в пол. Я обнажена и в украшениях. Такой меня Алифар хочет видеть на коленях. От этих мыслей вижу, как на глазах затвердевают соски, и одновременно краска стыда заливает щеки. Расправляю плечи, и вправду, от этого простого движения что-то меняется. Грудь приподнимается, а в глазах появляется едва заметный блеск. Рассматриваю себя с интересом, словно вижу впервые собственное отражение.
— Ты там еще долго, — снова нетерпеливый голос Джаны.
— Уже… — вздыхаю, накидываю пеньюар и выхожу.
Спину все же пытаюсь держать ровно, хоть тянет согнуть плечи и немного сгорбиться, так гораздо удобней. Привычки въедаются в нас, становятся второй кожей и избавиться от них довольно проблематично. А для чего избавляться? Противный голос внутри нашептывает, чтобы произвести впечатление на Владыку. Тот возбужденный, похотливый взгляд, которым он на меня смотрел, я хочу ощутить снова. Впервые именно вчера, я поняла, что значит чувствовать себя красивой, желанной. И пусть это лишь его фокусы, но даже они вызывают во мне волну эйфории и запредельного удовольствия.
— Вау… ничего себе, — подбегает, дотрагивается до украшений. Обходит меня со всех сторон, — Лика… неужели это то, что я думаю!
— Что на меня нацепили ошейник? У вас он под кожей, у меня на виду. В чем разница? — от ее восторженных криков становится не по себе.
— Ничего ты не понимаешь! Он никому из женщин даже не показывал своих творений! А тут, ты не приняла клятвы, а Владыка тебя уже одаривает!
— Откуда такая уверенность, что он их сам делал?
— Посмотри на работу! Это нечто особенное. Ты будешь последней дурой, если упустишь шанс, — дергает меня за щеки, — И избавься от этого выражения лица, что за кислятина!
— Это мое дело, — одергиваю ее руки.
Джана сегодня выглядит свежо, порхает как бабочка. Так, наверное, и выглядит влюбленная женщина. Этот блеск в огромных глазах, мечтательная улыбка, легкость движений. Одна ночь и она еще больше похорошела.
Интересно, а если бы у меня был секс, как бы я выглядела наутро? От своих мыслей становится дурно. Шантара меня слишком быстро меняет, подчиняет себе, не спрашивая разрешения.
Завтракала я с Джаной в маленьком помещении. Девушка боялась меня вести в общую залу. Сказала, что Зухра еще мечет громы и молнии. Ела я с аппетитом. И никак не могла утолить голод. Хотя удивительного ничего нет, столько времени голодовки. После тюрьмы и дороги в Шантару, мне все сейчас казалось необычайно вкусным.
К сожалению, все попытки Джаны оградить меня, не увенчались успехом. Едва мы появились во дворе, как я очутилась под прицелом их взглядов. Ненависть, презрение, недовольный шепот. Если бы они могли, не сомневаюсь, разорвали бы меня в клочья.
— Прав был Бурхан — горе нам принесет. Посмотри, что на чувырлу нацепили, — мама говорит на языке оборотней, стоящей рядом с ней Рияде и еще двум незнакомым мне девушкам.
— Такие камни испортить! Это же все равно, что на свинью украшения нацепить, — фыркает возмущенно.
— Нет, Риада, моя милая, гораздо хуже, свинья она симпатишней будет!
— Не дочь, а ходячее проклятье, — вздыхает мама. И столько в ее голосе ненависти, жажды растоптать, раздавить. А меня мучает извечный вопрос: «За что?».
Джана уводит меня от них. Ободряюще улыбается.
— Владыка ждет. Мне сказали тебя привести. Думай, лишь о предстоящей встр… — слово обрывается. Она замирает. Прирастает к земле, смотрит в сторону. Там около оранжевых кустов, на приличном расстоянии от нас Басир целует какую-то девицу. Обнимает, мнет ее ягодицы. Все выглядит очень пошло, грязно. Создается впечатление, еще немного и он возьмет ее тут.
Джана сжимает мою ладонь крепче. Ощущаю ее дрожь и сдавленный стон боли. По щеке катятся две крупные слезинки.
— Пошли, мы опаздываем, — пытается взять себя в руки. Вымученно улыбается. А я ведь знаю, что в этот момент у нее все внутри разрывается от дикой боли.
Глава 24
А ведь еще вчера она меня пыталась уверить, что свыклась с подобным. Нет. Когда тебе дорог человек — это невозможно принять. Даже если изначально она согласилась на такой формат отношений. Это всегда полосует по сердцу, жестоко, немилосердно.
Не двигаюсь с места. Продолжаю смотреть на омерзительную картину. Очень хочу отвести взгляд и не могу. Меня захлестывает водоворот эмоций Басира. Он смотрит в ярости на самку, до боли сжимает ее податливое тело, и хочет разорвать, он ее уже ненавидит, за другой запах, за слащавые стоны, за противный голос. Она другая. Она чужая. Она не Джана. И это доводит его до безумия. Ему необходимо излечиться, вытравить светловолосую ведьму из головы. Он стал сам на себя непохож. А если его волки проведают, что он правая рука Владыки, стал зависим от самки? Что он днем и ночью думает, как ворвется в ее горячее лоно? Еще немного и он забудет про дела Шантары, сам превратится в раба.
Басир не должен этого допустить. Он будет иметь столько самок, пока напрочь не сотрет запах Джаны, пока не освободит голову от наваждения. Он не может этого чувствовать. Он воин. Это какая-то болезнь сродни проказе. Да, точно именно хворь, сделавшего его обезумевшим зверем. Воины Шантары не зависят от самок, они их пользуют и идут дальше. Он должен избавиться от напасти раньше, чем его позор вскроется.
— Ты чего застыла? Пошли! — девушка вырывает меня из головы Басира.
Ранее это были лишь обрывки мыслей. Теперь же я словно нырнула в водоворот его мыслей, прочувствовала каждую эмоцию, пропустила через себя. Ощущения отвратительные, необычные, дикие.