Рабыня для чудовища
Шрифт:
Только что он был ласковым любовником, а через секунду превратился в животное, которое стремится причинить боль. Мужчина начал активно двигать тазом и засаживать природное оружие под легкую поросль на лобке. Джулия вцепилась ногтями в кожу его спины и закусила губу, чтобы не застонать от боли.
Раз-два-три! И он излился мощным липким фонтаном. Судороги сотрясли его тело, и он застыл над сжавшейся Джулией до тех пор, пока член с чпоканьем вытаскиваемой пробки не вышел из неё. Следом пролился горячий ручеек, который скользнул между ягодицами к простыне.
Мужчина поднялся с кровати, хотя Джулия пыталась удержать его. Он встал, поднял с пола шорты и мантию. В кармане звякнули ключи, и вскоре он вышел из комнаты. Даже не оглянулся на Джулию.
Внизу женщины горело, из неё вытекала горячая сперма и она решила отмыть белесую жидкость с ляжек. Когда же она встала, то наткнулась взглядом на пластиковый пакет на столе, рядом с ноутбуком. Из пакета вкусно пахло, и Джулия заглянула внутрь. Хот-доги и апельсины, вода в пластиковых бутылках и два двойных гамбургера.
Между лопаток засвербело, и женщина обернулась.
— Ты понравилась королю. Он был доволен, — хихикнула Софья, которая лежала на кровати, подложив руку под голову.
14
Сегодня Френк брился с особенной тщательностью. Он проводил бритвой по одному и тому же месту с таким трепетом, словно его должны будут касаться пальчики младенца. Волосы из ноздрей уже были выщипаны, он ещё поглядывал на уши, но решил пока что там не трогать — должна же в нем оставаться некоторая брутальность.
Вчера позвонила Марта Джонс и сообщила, что Мадлена Ускотт больше не будет доставать Френка. На литературного агента завели дело и взяли подписку о невыезде. Мадлена не звонила, так как ей намекнули, чтобы она не лезла к Френку и не усугубляла свое положение.
Френк рассыпался в благодарностях за такую хорошую новость, но Марта лишь отмахнулась, что это пустяки. Френк пытался уверить что это не пустяки, и он действительно считает это серьезным поступком. Вот тогда-то Марта Джонс и предложила ему приехать к ней и помочь разобраться со счетами. Она бы приехала сама, но куча дел приковала её к дому…
Поэтому Френк и брился сейчас так тщательно. Поэтому и извел лосьона после бритья больше обычного. Поэтому и готовился к встрече с особым трепетом. Именно потому, что Марта освободила его от Мадлен. Да-да, именно поэтому, а вовсе не из-за обоюдной симпатии между агентом и потерпевшим.
Прошло уже две недели. Местоположение похитителя так и не было установлено. Огромный мужчина словно канул сквозь землю, а вместе с ним и Джулия. Френк страдал, засыпая в холодной постели, но с каждым днем боль одиночества притуплялась, а бегущая рядом жизнь не обращала никакого внимания на горести мужчины. Дела в офисе помогали забыться, звонки Марты поддерживали бодрость духа…
Он хотел быть благодарным и поэтому сейчас начистил ботинки до блеска.
Ровно в пять вечера Френк Холахан стучался в коричневую дверь на 149-ой улице, Гранд Конкорс. Он любил бывать неподалеку, в парке имени Эдгара По, так как Джулия не раз приезжала сюда, чтобы напитаться мистикой и духом великого прозаика для своих произведений. Но вряд ли Френк тогда мог догадываться, что приедет без жены в это тихое место.
15
Третью неделю вряд ли можно назвать ужасной. Мужчина, который известен читателям под именем Билл Донахрец, а двум женщинам в бетонной коробке как «король», появлялся раз в день. Он приходил, молча клал пакет с пищей на стол, потом приносил таз с водой и мыл пленниц.
Джулия уже привыкла, что он в одно и тоже время звенит ключами в замке. Она каждый раз с замиранием сердца ждала, что король снова потащит её в комнату с экранами вместо стен и там в очередной раз сотворит одну из сцен. Но Билл не делал этого. Он два раза брал с собой Софию, и под голос чтеца всегда раздавались крики.
Каждый раз Джулия испытывала облегчение от того, что сегодня не она и сердце сжималось, когда мужчина приносил Софию обратно. Её соседка всё больше сходила с ума. Она почти не спала, бормотание перерастало в визг и это зачастую происходило в тот момент, когда Джулия ненадолго засыпала. В такие моменты миссис Холахан словно подбрасывало на кровати, и она ещё минут пять старалась унять бешено стучащее сердце.
Однако, София не лезла драться. Она посматривала на Джулию с тем самым прищуром Братца Лиса, но не ругалась и не оскорбляла соседку. Всё чаще и чаще София бормотала о черничном пироге и о том, какой он вкусный, почти как скипетр короля, только с сахаром. Джулия старалась не разговаривать с соседкой. Она подходила к столу тогда, когда София забирала свою часть и прихватывала часть Джулии. Пусть ест, решила Холахан, зато без скандалов.
Постоянный страх перед очередным изнасилованием выматывал нервы не хуже бормочущей Софии. Стресс — бич двадцать первого века, хлестал Джулию изо дня в день и заставлял вздрагивать от каждого шороха. Она пыталась написать что-либо про короля, но каждый раз он забраковывал её текст.
Ему не нравилось, что она писала о Билле, как о добром человеке, не нравилось, что она писала, как о злом. Не нравилось, что она делала его справедливым или подлецом. Он едва не разнес ноутбук в дребезги, когда прочитала, что король милосерден. Недовольно прорычал, когда услышал, что Джулия назвала его свирепым.
Порой, миссис Холахан даже завидовала Софии — её он просто трахал и не требовал никаких творческих изысканий.
От отчаяния Джулия начала писать новую историю. Для себя. Также, как начала писать, когда счета за дом, газ, электричество ввергали её в пучину ненависти к себе, к малозарабатывающему мужу, к правительству, которое своими бюрократическими преградами не давало домохозяйкам никакой подработки, кроме официанток и посудомоек.
В то время она начала писать о любви. Писала неумело, через раз ошибалась, злилась на себя, но продолжала. Книги по писательскому мастерству помогали в какой-то мере, однако, больше всего помогали другие книги — те самые, которые продавались с первых полок, сверкали глянцевыми обложками и расходились многомиллионными тиражами.