Рабыня ищет хозяина, любовь не предлагать

Максонова Мария

— Но она ведь будет уволена с плохими рекомендациями?

— Конечно, дорогой друг, конечно, — улыбнулся мистер Расмусон.

Моя судьба была решена. Расчет мне дали немедленно, служанка собрала мои вещи, так что мне даже не удалось зайти в отведенную мне комнату.

— Это нечестно, — шептал Гун, прощаясь со мной на пороге особняка.

Я с улыбкой закинула сумку на плечо. Это было хорошее место работы, я многое получила здесь: обзавелась вещами, кое-какими деньгами, научилась читать и выучила местные цифры, начала узнавать этот мир. У меня не потребовали вернуть пошитую

форму и ботинки, хоть и дали плохие рекомендации, но мистер Расмусон выплатил жалование и небольшую премию с комментарием: «Если бы Ганхилде действительно грозила бы опасность, я должен был бы тебя поощрить, так что возьми».

— Так бывает, Гун… мистер Расмусон, — улыбнулась я и потрепала его по волосам. — Не грусти, я-то уж точно не пропаду.

— Если бы у меня осталось хоть что-то от карманных денег, я бы тебе дал! Только я недавно ездил в магазин игрушек и все потратил, — грустно пояснил он. — Ганхилда могла бы тебя предупредить, что встречается с этим своим, иногда она совсем ни о чем не думает! Да что там, я сам должен был тебе рассказать, что она может…

— Ты не мог знать, что так случится, никто не мог. Мне просто следовало быть осторожнее в своих порывах. На следующей работе я такого не допущу.

— Если ты найдешь еще работу с такими рекомендациями, — тяжело вздохнул Гун. — Ты не понимаешь, Рика, это очень-очень плохо!

Я промолчала. Все я понимала — слышала, как остальные слуги боялись такого. Я вытащила из сумки книжку и протянула ее Гуну:

— Спасибо, что помогал мне освоиться.

У него задрожала губа, но он схватил книжку, а потом попросил:

— Подожди, я сейчас, — и ринулся вверх по лестнице, — не смей никуда уходить! — послышалось уже со второго этажа.

— Иди уже, — меня в спину подтолкнул начальник охраны.

Я молча повиновалась. Впрочем, когда я дошла до ворот, Гун выскочил на улицу: без пальто, в одной рубашке и легких домашних туфлях побежал по мокрой дорожке, несколько раз чуть не поскользнулся, но успел подбежать и поймать меня за руку прежде, чем я вышла за ворота:

— На, — мне в ладонь легла новая книга.

— Прости, я не смогу ее одолжить, меня не пустят в дом, чтобы вернуть, — попыталась отказаться я.

— Ничего, бери. Мне она уже не нужна, я ее читал еще несколько лет назад, она просто так в библиотеке валялась.

— Мистер Гуннульв, что же вы делаете?! — закричала с крыльца дородная служанка, бывшая няней мальчика, пока ему не наняли учителя. — Вы же заболеете!

— Спасибо, — вздохнула я и сунула книжку в сумку. — Возвращайся.

— Ты главное учебу не забрасывай! Обещай мне! Учеба — это очень важно!

— Обещаю, — улыбнулась я, просто чтобы он все же вернулся в дом.

Понурив голову, мальчик зашагал по покрытой рыжими, раздавленными колесами автомобилей, листьями дорожке. Я же, вздохнув, вышла за ворота, и они захлопнулись за моей спиной. Я продолжала стоять перед ними, пока Гун под причитания служанок не зашел в дом, а потом решительно встряхнулась и зашагала к трамвайной остановке.

Трамвай на магической тяге ходил через весь город, позволяя доехать приходящим слугам, живущим в бедных районах, к месту

работы и обратно. Совсем в трущобы линия не ходила, там придется идти пешком, но хоть как-то сократить путь было можно, если есть несколько лишних монет. Я уже достаточно привыкла к этому средству передвижения, потому что каждый выходной, который случался у меня каждый восьмой день, ездила в гости к Кейе. Все равно больше мне не на что было потратить день отдыха, а, если сидеть в комнате, Ганхилда могла придумать какое-нибудь не слишком приятное занятие. Впрочем, теперь это не моя забота.

Нужно будет спросить у Кейи на счет недорогого жилья, может, она что-то подскажет в их районе. Можно и в менее благополучном доме, где живут одни отбросы общества — меня-то они вряд ли тронут. Хотя, с другой стороны нужно быть аккуратнее: приступ может случиться в любой момент, а там можно остаться и без остатков денег. Сложный вопрос.

— Рика? — удивилась матушка Гудда, увидев меня на пороге своей комнаты. — А что ты тут делаешь?

— Уволили меня, — призналась с тяжелым вздохом, — не подскажете, где сейчас Кейа?

— Так в прачечной работает, здоровье свое гробит, — буркнула женщина мрачно.

— А где это?

Она подробно объяснила, как идти и как пройти с заднего входа для работников, это было недалеко. С разрешения матушки Гудды я оставила в их комнате свою сумку с вещами и зашагала по улице. Все равно было делать нечего, поэтому я стремилась хоть чем-то занять себя, чтобы не думать о том, какой глупой была и как сама себя подставила с этим нападением на жениха Ганхилды. Могла бы его аккуратнее отбросить, а не руку выворачивать. Но меня так учили, вдруг у преступника оружие припрятано?.. В общем, и так плохо, и сяк нехорошо. Не знала я, как должна была себя повести. Наверное, если бы была в нормальном состоянии, вовремя саму Ганхилду остановила да расспросила бы, куда она так торопится, шла бы рядом, тогда бы и не приняла появление парня за нападение, а ее довольный визг за испуганный возглас. Эх-х-х.

В прачечную я зашла спокойно, никто даже не спросил, куда иду да зачем. Двери задния были распахнуты, несмотря на прохладную погоду: из них шли густые клубы белого пара, пахнущего чем-то неприятным, от чего в горле моментально начало першить. Я прижала к лицу рукав, стараясь не вдыхать, и расстегнула пальто, потому что внутри было очень жарко.

Туда-сюда сновали женщины разных возрастов, те, что постарше, кашляли. Некоторые женщины стояли на невысоких табуретках и покрикивали на них строго, словно надсмотрщики.

— А-а-а! — вскрикнула какая-то женщина, а потом огромный медный бак, который она куда-то тащила, с боем гонга рухнул на каменный пол, разливая по нему кипяток. Слава Богам, вода хлынула не на саму женщину, а вперед от нее. Кто помоложе и побыстрее поспешили заскочить на скамьи и табуретки, расставленные то тут, то там, чтобы не обвариться.

Короткое заклинание, и кипяток, источающий клубы дурно пахнущего пара, мгновенно замерзает вздыбленной волной, не успев толком расплескаться.

На секунду в зале повисла тишина, а потом одна из командирш медленно сползла со своей табуретки: