Рабыня Рива, или Жена генерала
Шрифт:
– Миро Эл-Шад, – мой муж говорил без запинки, он все обдумал, хотя мы это не обсуждали, как не обсуждали и то, что воспитываться племянник будет им.
Эл-Шад – означало сын сестры или брата. Имя малышу он образовал от своего, значит, присоединит к нашей семье.
– Благополучия вам, – сказала Эдетт, каким бы странным не казалось желать счастья на похоронах. Но Шантару погребут, а жизнь пойдет дальше, кому, как не боевому пилоту это понимать. – Завтра я отбываю на спутник. В следующий раз не скоро увидимся.
В словах звучал подтекст «никогда».
Похороны повлияли на меня в худшую сторону. А
Суд окончился ничем.
Лиам подтвердить свои претензии не сумел и был убит. С Шада обвинения сняли. Но все равно нужно было заново привыкать к новой реальности и к смерти Шантары. Разбирательства шли долго. Внешне все затихло и на Григе пошла спокойная жизнь, но общество изменилось, и я это видела. На меня уже реагировали мягче, в лавках приветствовали как свою, даже родители Шада смягчились. Регулярно вечера мы проводили у них, молчаливые посиделки за ужином были долгими и печальными, но мой муж стремился поддержать родителей, и я понимала его.
Через несколько дней Шад вошел в нашу спальню поздно вечером. Он был мрачным – как всегда в последние дни, и я не сразу поняла, что у нас хорошие новости.
– Мне разрешили присоединиться к династии.
От неожиданности я растерялась.
– Чудесно… Когда?
– Пока совет просто дал согласие. Моя кандидатура будет в числе прочих. Но это уже огромная победа.
Я подошла и прижилась к нему, заглянув в глаза.
Не стала говорить – это слишком жестоко, но я знала, что он победит. Несмотря ни на что. Тот позорный суд, устроенный Лиамом, только сыграл ему на руку. Гибель сестры – тоже. А горячая речь после расправы над врагом у многих застряла в сердцах. Шаду многие сочувствовали, он обрел верных сторонников.
Так все и вышло. Я оказалась права.
И уже скоро настал день, когда Шад стал монархом.
На церемонии коронации в зале было полно народа.
Это напомнило день подписания мирного договора на «Стремительном». Великий день! Сегодня мы принесем клятвы верности – стране Шада. А подданные принесут клятвы верности нам. Генералитет, кабинет министров, высшие чины. Все, кроме меня, григорианцы. Но не думаю, что сегодня будет кто-то против. Это против традиций, но традиции берутся не на ровном месте. Они меняются под давлением обстоятельств и страниц новой истории.
Я была в новом платье, которое сшили на заказ.
Простое, длинное – оно совмещало традиции наших народов. Длина до пола – с моей родины, но никаких привычных нам украшений и рисунков, ткань была гладкой и одноцветной. Светло-розовый и серый смотрелись вместе скромно, но очень подходили. В каменном зале мы взошли на трибуну – чтобы нас видели подданные. Вышли вместе, бок о бок. Шад был в броне, исцарапанной и побитой после боев – и других наград не надо.
На голову мне надели золотой венец – символическую корону. Очень скромную – всего лишь полоски металла, скрещенные друг с другом. На Иларии их бы украсили резными листьями и цветами, переплели бы вьюнкой. Здесь значение имели только
Я коротко взглянула на Шада. Здесь у нас не было времени друг на друга. Даже словом не обменялись: все наше внимание принадлежало народу.
Вслед за министром поклялись остальные. Народ Шада клялся мне в верности: поддерживать и защищать, если будет нужно. Я принесла ответную клятву: служить им, пока мой муж на посту. Всегда выбирать страну, а не себя. Эта страна много для меня сделала. Клятва меня не испугала… Хотя на несколько секунд я замешкалась, вспоминая, насколько жестокими могут быть требования григорианцев. Отречься от себя – не просто красивые слова. Это правда – от себя отречься. Но Шаду было важно это. Я сказала нужные слова.
После церемонии я вышла на балкон.
Закат, который я наблюдала из королевского дворца, был прекрасен.
Отсюда открывался вид на сад камней. Глыбы величественно возвышались среди смертоносных белых цветов. Вечерний воздух благоухал. Алые, оранжевые и желтые краски текли над горизонтом, все окрашивая в закатную палитру.
Я оперлась на перила и глубоко вздохнула.
Улыбка появилась на губах сама собой. Немного грустная, мечтательная, но внутри, кроме сентиментальных чувств и воспоминаний было еще кое-что. Торжество над жизненными обстоятельствами.
Все закончилось, начавшись на палубе «Стремительного».
Я получила все – и даже больше.
Венец давил на голову, напоминая, что теперь я не рабыня Рива – супруга монарха вопреки всему.
Хотя теперь, когда путь был пройден, я ценила все, что выпало на мою долю. И больше не хотела стать другой. Уверена, что бы ни случилось дальше, меня будут помнить, как рабыню Риву, которую взял в жены генерал… И не уверена, что хочу запомниться как-то иначе.
В конце концов, это всегда была я: и королевой, и рабыней.
– Рива.
Я обернулась, улыбаясь Шаду. Мой дорогой муж вышел на балкон.
– Шад, – ответила я на приветствие.
Какое-то время мы смотрели на сад камней. Я начала постигать тайны семейной жизни григорианцев, их молчаливость. Ведь говорить на самом деле не о чем. Было очень хорошо стоять друг с другом рядом и думать об одном. Нужно навестить маму. Она наверняка услышит о том, что мой муж стал монархом, а я скучала по полям маковника. Еще нужно позаботится о малыше Шантары. Дел много. Мы не обсуждали их, но мы их помним, и они витают между нами – картины нашего прекрасного будущего.
Несколько дней Шад занимался государственными делами.
У меня, как у супруги, их оказалось немного. Иногда присутствовать с ним на церемониях, посещать официальные встречи, сопровождать в поездках. В остальное время могла заниматься чем угодно.
Не скажу, что привыкала легко.
Большую службу мне сослужило знание ксено-этики.
Но и научиться пришлось многому. После того как вопреки всему Шад присоединился к династии, его семья стала лучше ко мне относиться. Мне помогали постигнуть как себя вести, о чем говорить, посвятили в тайны церемониальных действий. Я быстро училась.