Рабыня страсти
Шрифт:
— О, ты моя дочь, Груочь. Ты приручишь этого дикого звереныша, моя девочка, — заверила ее Сорча. — Как только он узнает, что вскоре станет отцом, то на руках тебя станет носить. И будущий дедушка тоже… — Сорча вдруг беспокойно задвигалась и стала сыпать проклятиями:
— Небо и ад! Отходят воды! Снова начинается эта мука…
— Дай-ка я помогу тебе, мама! — И Груочь с помощью служанки отвела Сорчу Мак-Дуфф в ее спальню и уложила на заранее подготовленное ложе.
— Позови старуху Бриди и разыщи мою сестру! — приказала Груочь служанке.
Сорча
— Как ты назовешь этого? — спросила Груочь у матери, надеясь отвлечь ее от страданий.
— Малькольм, в честь нового короля, — процедила Сорча сквозь стиснутые зубы. — А если это девка, то пусть будет Майра. А-ах, Иисусе! Как мне больно!
Старая повитуха Бриди, к тому времени уже подоспевшая, резко оборвала роженицу:
— Прекратите скулить, Сорча Мак-Дуфф. Это ваши восьмые роды и девятое дитя. Вы вовсе не зеленая первородка!
— Ах ты, проклятая ведьма! — взорвалась Сорча. — Ты стара как пень и просто не помнишь, как это больно — рожать! 0 — о-о-ох!!! Будь проклят Элэсдейр Фергюсон, грязный похотливый козел! О Господи, низвергни его в преисподнюю вместе со всеми потомками до восьмого колена! А-а-а!
— Не могу понять, что влечет Мак-Фергюса к ней в постель… — сказала повитуха, ни к кому не обращаясь. — Будто не мог подыскать себе помоложе и покрасивее, чем ваша мамочка. В двадцать девять лет уже поздновато рожать!
Груочь и Риган переглянулись и тихонько хмыкнули. Они были согласны со старухой Бриди. Но Мак-Фергюс, похоже, не мог устоять перед Сорчей Мак-Дуфф, невзирая на ее злобность и острый язычок. И, хотя сестры-близнецы никому бы под страхом смерти в этом не признались, они слышали, как их мать кричит от наслаждения и распаляет своего врага-любовника разными словечками, когда оказывается с ним в постели. Под эти крики девочки, в сущности, и выросли…
Сорча Мак-Дуфф обычно рожала довольно легко, но па этот раз дело обернулось иначе. Шли часы, а дело не двигалось. И вот наконец на закате второго дня мучений, она родила здорового сына. Но это был воистину гигантский ребенок! Даже повитуха сказала, что ей не приходилось видеть подобных великанов. Он появился на свет Божий с красным от натуги личиком и злобным криком, его кулачки сжимались и разжимались, словно в бессильной ярости. На головке младенца топорщился пучок волос морковного цвета.
Старая Бриди положила младенца на живот матери, аккуратно, как всегда, обрезала пуповину, тщательно перевязала ее.
— Бравый вояка, леди! Вы щедро вознаграждены за ваши муки.
Сорча скосила глаза на вопящего мальчишку. Еще один Ферпосон, подумала она устало. Еще один проклятый Фергюсон! О Иисусе, как же она устала… Со вздохом облегчения она закрыла глаза, уже почти не чувствуя последних схваток и того, как послед выскользнул из ее истерзанного лона…
Повитуха захлопотала вокруг нее с крайне озабоченным видом. Когда Сорчу обмыли и уложили как следует в постель, а яростного Малькольма обтерли, запеленали и поместили в колыбельку, старуха поманила сестер.
— Ох, не нравится мне, как выглядит ваша мать! — сказала она им напрямик. — Такое я не раз уже видела. Думаю, она умрет. Она уже стара для столь тяжких родов. Лучше поскорее сообщить Мак-Фергюсу.
— Но ведь я должна выйти замуж через пять дней! — запротестовала Груочь.
— Может, она и проживет столько, — сказала Бриди, — а может, и нет… Будь я на вашем месте и желая, чтобы моя мать увидела меня в подвенечном уборе, то поспешила бы со свадьбой… — и повитуха зашлепала вниз по лестнице с сознанием исполненного долга.
— Она не может умереть! — прошептала Груочь одними губами. — Только не теперь! Не теперь, когда вот-вот совершится наша месть всему клану Фергюсонов!
— Что ты там бормочешь? — спросила смущенная Риган. Она никогда прежде не видела Груочь такой напряженной, решительной, так похожей на Сорчу.
— Я не могу тебе этого сказать, — отвечала Груочь. Только мама может все тебе открыть. Эта проклятая старуха лжет! Никогда не позволю ей принимать у меня роды!
— Но Бриди нет никакого резона лгать нам, — спокойно ответила Риган.
Груочь взяла сестру за руку, и они вместе вошли в спальню матери.
— Мама сначала должна отдохнуть. А потом она тебе обо всем расскажет. Нужно подождать, пока она проснется. Мы должны быть с нею, когда она пробудится, и первыми, кто с ней заговорит.
— А разве нам не следует известить Мак-Фсргюса? Бриди советовала… — запинаясь, спросила Риган. — Он будет страшно зол на нас, если что-нибудь произойдет в его отсутствие. Давай-ка я пойду в зал, разыщу какого-нибудь слугу и пошлю весточку…
— НЕТ! — воскликнула Груочь с такой непоколебимой решительностью, что Риган несказанно изумилась. — Если ты теперь пошлешь за ним, он тотчас же явится. У нас не будет времени переговорить с матерью с глазу на глаз, а это просто необходимо!
Сестры пододвинули маленькую скамеечку к постели матери и молча сели. Внизу, в зале, было совершенно тихо. Дональд и еще трое старших детей Фергюсонов уехали с отцом и сводными братьями в замок Мак-Фергюс. Двое младших были под присмотром нянек в детской. Из колыбели, в которой лежал новорожденный, изредка доносилось недовольное попискивание. А мать их лежала бледная и недвижная. Словно мертвая… Сестры сидели тихо в ожидании, и вдруг голубые глаза Сорчи Мак-Дуфф раскрылись и устремились прямо на дочерей.
— Я умираю, — спокойно произнесла она.
— Да, — честно отвечала Груочь. — Так сказала и эта гадкая повитуха.
— Ты должна венчаться с Иэном Фергюсоном завтра, — медленно выговорила Сорча.
— Да, и Риган надо тотчас же посвятить в наш план мести за отца.. Она должна узнать, какая ей отводится роль. Нельзя терять ни минуты, мам. Как ты?
— Я слаба, но доживу до твоей свадьбы и до того момента, как мой возлюбленный Торкиль будет отмщен! — страстно ответила Сорча. Потом улыбнулась своей любимице Груочь: