Рацухизация
Шрифт:
— Ты на заточку! На заточку глянь!
Его подмастерье спокойно кивает. Но этот покой — ненадолго: Ольбег с Алу уже тащат в разные стороны трофейный боевой пояс:
— Отпусти! Я первый взял!
— Ну и что что первый! А я старшее…
Аким подъехал ближе и укоризненно посмотрел на меня с коня. Чего? Я опять виноват?! Что я опять не так сделал?!
— Что ж ты, Ваня, не просигналил? Что у тебя тут уже… Мы там… все в мыле, во весь опор… А он, вишь ты… квасы распивает… А я, старый дурак… как на пожар…
— Как два старых дурака.
— Старых дураков —
Артёмий и Яков присоединились к укоризне от Акима.
— Дык я ж говорил! Кабы здесь с ним чего, не дай бог, так тут бы уже гром гремел и земля тряслася. Огонь бы стоял — столбом до небес и вороний грай до окоёма…
О, и Ивашка верхом на «табуретке». Очень… уверенно сидит.
— Да что ты там говорил! Мальчонка! Один! Против воев! Оружных и бронных…!
Аким раздражённо отмахивается от Ивашки и неуклюже, стараясь не держаться руками за луку седла, пытается слезть с коня.
— Ежели по головам считать, то конечно. А ежели по сути… «Ходячий мертвец» — из лучших бойцов, сам учил. Князь-волк… Они в лесу, говорят, любого бронного гридня в два рыка берут. Да и мальчонка… Все ж знают: Иван Акимыч — Зверь Лютый. Его ж чтоб зашибить… — хрен сломаешь. Весь в тебя, Аким Яныч.
Лесть в столь грубой форме, особенно от Артёмия, мгновенно улучшает настроение владетеля. А я… Мне стыдно. Я вправду забыл дать отбой ополчению. Но ведь прибежали! Сколько народу прибежало меня спасать! Даже обруганные днём ткачи, даже мужики с «Паучьей веси»! Похватали топоры и дреколья и десяток вёрст ночью, бегом по лесу… Ванька плешивый с набродью схватился! Бей чужих!
Слава богу, что до боя дела не дошло. Бойцы-то из них, конечно… Но — приятно.
— Я тут, честно говоря, больше визжал. Ворогов-то Сухан сулицами побил, да выученики Фанговые. Забрались через забор и со спины. А я так… внимание отвлекал.
— Ага. Отвлекальщик-визжальщик. А что у ихнего старшего в плече твой ножик торчит — это он сам от твоего визга вставил?
Мда… У Акима проблема с руками, а не с глазами. Голяди, вытаскивают мой ножик и начинают обдирать последнего мертвеца. Точно — последнего: «башенная дама» — живая, начинает шевелиться и стонать.
— А скажи-ка мне, чудище лесное, почему ты ворогов сам не положил, почему по такой мелочи мелкой пришлось Ванятке бегать?
Нормально. Аким такие вопросы вопрошает… То — «три старых дурака как на пожар», а то — «мелочь мелкая».
Фанг явно не хочет объяснять, крутит головой. Потом выдаёт «отчёт в телеграфном стиле»:
— Увидел чужаков, понял — кто, зашёл глянуть. Отроки мои… могли не стерпеть. Тут… безобразничают. Начал по-хорошему. Тут эта… княгиня. «А! Волхв-выкрест!». А она сама такая. С крестом. Тут она как взбеленилась: Взять его! Я за топор — она мне: На колени! И — грудью на меня. Я как-то… Ну, нельзя её! Растерялся. Прохлопал. А они — успели навалиться. У неё на груди… Её род… Она — из держащих Вселенную. Из растящих калину.
Та-ак. Потрясатель Вселенной у меня в хозяйстве уже есть. Вон на коне сидит. Орёл степной. Во тьме ночной. Теперь ещё и держатель Вселенной появился. Держалка.
Средневековье, блин. Суеверия, итить их повсеместно ять. Ни пройти, ни проехать. Плюнуть некуда — везде герои, боги, ангелы, черти, святые, потрясатели и держатели… Или их потомки с поимённой родословной в сорок колен и артефактами из Валгаллы. Или где их там изготавливают? Малой Арнаутской-то пока ещё нет.
Хотя, конечно, не новость: сходный случай был в… где-то по ту сторону Атлантики.
«Одно мгновение Ункас наслаждался своим триумфом, глядя со спокойной улыбкой на эту сцену. Затем он отстранил толпу гордым, высокомерным движением руки, вышел на середину с царственным видом и заговорил голосом, возвышавшимся над шепотом изумления, пробегавшим в толпе.
— Люди ленни-ленапов! — сказал он. — Мой род поддерживает Вселенную! Ваше слабое племя стоит на моей броне! Разве огонь, зажженный делаваром, может сжечь сына моих отцов? — прибавил он, с гордостью указывая на простой знак на его груди. — Кровь, происходящая от такой породы, потушила бы ваше пламя. Мой род — родоначальник всех племен!».
У Ункаса на груди была вытатуирована черепаха, а у этой дамы? Она ещё одетая — надо слазить, посмотреть. Но Фанг же увидел! Сквозь одежду?! Волхв-рентгенолог? Или — узист? Он сказал — «у неё на груди». Это он про блямбу с камушками?
— Авундий, принеси-ка безделушку.
А вот это никуда не годится. Мои приказы должны исполняться мгновенно и точно. Авундий стоит и смотрит на Фанга. А Фанг смотрит в пламя костра. Саламандру пляшущую увидал?
— Не посылай — умрёт. Никто из людей, кроме самих хранителей, не может взять священную гроздь калины. Ни живой, ни мёртвый. Это закон древних богов. Это — запретно.
Зрас-сь-те. Как говаривал Жванецкий: «Запретных вещей нет, есть вещи нерекомендованные».
Ребята! Как вы мне надоели со своими религиозными выдумками! У меня ещё соломотряс не доделан, а тут вы со своей «священной гроздью»… И чего с этой патлатой велесятиной делать? Либо посчитать сказанное ценными разведданными и наградить, либо — невыполнением приказа и расстрелять. Как обычно, из двух зол — выбираем третье.
Личным примером, впереди на белом коне, о-хо-хо — поясница затекла, всё — сам, всё — сам… Вытаскиваю ножик, топаю к «башенной бабе». Через два шага… Фанг у меня на пути. Не пускает.
Он, чего, мозгой стронулся?! Бунт на корабле!!! Глаза в глаза. Велесоид хренов… Забыл, как я тебя горящей оглоблей мордовал?! Как по болоту выволакивал?! Как ты мне присягу присягал?! Ты же клялся! Ты, хипатый кусок лесного перегноя…!
Вокруг полно народа. Просто толпами. Кто-то занят делом, кто-то баклуши бьёт, слонов слоняет. Только несколько человек видят наш… наш разговор. Ещё никто не понял, а даже если кто-то что-то… то не сдвинулся.
Слева на траве вдруг возникает тень от костра. Голова и два треугольных уха торчком. Уши начинают прижиматься. Фанг переводит глаза на князь-волка. Потом на меня. Потом… Как-то промаргивается, яснеет глазами, мягко опускается на колени.