Ради безопасности страны
Шрифт:
— С работой мы уже уладили, вам туда и звонить не надо. Что вы скажете маме?
— А ей что бы ни сказать — только б предупредить. — Ольга вздохнула. — Необходимая проформа — всего лишь.
Константинов подвинул ей городской телефон:
— Звоните.
Ольга набрала номер; Константинов отметил, что сначала она позвонила на работу к Дубову.
— Можно Сергея Дмитриевича? Его знакомая. Ольга Вронская. Как улетел? — Она растерянно посмотрела на Константинова. — Куда? А когда вернется? Спасибо...
Она удивленно сказала Константинову:
— Он улетел
«Молодец Гмыря, — отметил Константинов, — даже это предусмотрел, молодец».
— Ма, знаешь, я срочно улетаю... Нет, не к нему. Я тебе позже объясню...
Константинов подсказал шепотом:
— Когда вернусь...
— Когда вернусь, — повторила Ольга, — это служебная командировка. Да, нет... мы... что ты, ну как можно так думать?! Ну до свиданья, бабу поцелуй.
Она положила трубку, Посмотрела на Константинова — так ли сказала?
Какое-то мгновение он взвешивал, стоит ли открыть ей все, но потом решил повременить, хотя теперь он был до конца убежден, что Оля ничего не знала об истинном Дубове, врала матери неумело; отвечала на вопросы открыто, без раздумий; глубиною мысли не отличалась; думала наивно, штампами, х р е с т о м а т и й н о, но что-то подсказывало ему: «Жди, надо ждать».
Усадив рядом с собою Ольгу, Константинов вспомнил третью инструкцию ЦРУ, найденную у Дубова: «Пришлите данные на вашу новую подругу, включая девичью фамилию матери и бабушки». А почему не попросили прислать ее фотографию? Сами сняли? Где? Когда?
— Оля, а что, у мамы другая фамилия?
— Да. Она взяла фамилию отчима, а девичья у нее — Швецова.
— Понятно. Ну давайте вспоминать... Куда двинем? У нас на все про все два часа. К мосту через Москву-реку не ездили? Около Лужников?
— Нет, ни разу. Хотите покажу, где в Парке Победы катались? Там и начнем.
— И покажите место, где он вас одну оставлял, а дядьки и тетки, любуясь вами, вас фотографировали.
Она рассмеялась:
— Откуда вы знаете? Меня только мужчина фотографировал, когда Сережа пошел за билетами в цирк.
— Это когда было? В день, когда вернулись?
— Нет, утром следующего...
В три часа пополудни Константинов спустился в зал, где собрались все участники предстоящей операции. Посредине, на большом столе, Гмыря установил макет Парка Победы.
— Товарищи, — сказал Константинов, — операция, которую мы проводим, необычна. От успеха сегодняшней операции зависит в какой-то мере будущее дружественного государства. Я хочу, чтобы вы постоянно имели это в виду.
Поднялся Гмыря:
— Прошу к макету, товарищи. Нам представляется, что американский разведчик поедет со стороны Ленинского проспекта, из дома посольства, мимо университета; перед выездом на Можайское шоссе он свернет направо, на узенькую дорогу, которая ведет через парк; возле места, где будет сооружен памятник, притормозит, на долю минуты остановится и выбросит — а может быть, положит, это вообще было бы идеально — тайник, контейнер, выполненный в виде ветки. Брать мы его будем на улике. Поэтому должна соблюдаться величайшая осторожность, рациями мы пользоваться не будем: весьма вероятно, что вторая, страхующая машина посольства, оборудована аппаратурой электронного прослушивания. Через час мы начнем блокировать район. Дистанция между вами должна быть не более чем двадцать метров, ночью в парке темно, фонари установлены только вдоль дороги, поэтому внимание и еще раз внимание.
— Дело заключается в том, — заметил Константинов, — что точное место обмена тайниками мы не установили, товарищи. Существуют две версии, каждая имеет свою логику: эту самую «ветку» удобно бросить при повороте на узкое шоссе, там машину ЦРУ какое-то мгновение не будет видно, лощина; можно притормозить и возле обелиска — вполне мотивированная задержка: человек любуется видом на московские новостройки. Поэтому-то мы и должны блокировать такой громадный район, чтобы не было случайностей, поэтому-то полковник Гмыря и призывает вас к максимальной осторожности. Какие будут вопросы?
— Товарищ генерал, сегодняшняя ночь — единственный наш шанс? — спросила лейтенант Жохова.
Константинов полез за сигарой, ответил т я ж е л о:
— Да, насколько нам известно, последний.
В шесть часов на связь вышел Коновалов:
— Товарищ Иванов, из посольства вышли пять машин, Лунса среди них нет, идут по Садовому в направлении Крымского моста.
— Кто из ЦРУ?
— Джекобс и Карпович.
— Как себя ведут?
— Спокойно... Нет, Джекобс резко перестроился в левый ряд, видимо, хочет снимать пароль с «Волги».
— Карпович его страхует?
— Нет, спокойно идет в третьем ряду... По сторонам не смотрит... Джекобс снял пароль, резко ушел в правый ряд, делает круг, спускается на набережную, выехал на набережную... Проехал мимо дома Дубова... Смотрит на место его обычной парковки...
— А может быть, пароль «Паркплатц» — парковка у дома? — задумчиво спросил Константинов Гмырю и Проскурина, сидевших рядом. — Почему он проехал мимо дома, а?
— Поднимается по переулку наверх, — докладывал между тем Коновалов. — Остановился возле посольства... Не запирая машину, вбежал во двор... Вышел... в руке пачка журналов... Сел в машину... Выехал на кольцо... Едет во втором ряду. Резко берет в крайний левый ряд, проверяется.
— Видит вас?
— Не знаю.
— Снимите наблюдение, — сказал Константинов.
— Есть. Снова ушел во второй ряд, взял направление, к Крымскому.
— Вы что, повели его второй машиной?
— Нет, сообщают из первой, он еще в поле видения.
— Возьмите его на Зубовской.
— Есть.
В шесть сорок пять Джекобс запарковал машину около дома, где живут сотрудники посольства, и поднялся к себе.
В семь часов Константинов выехал в Парк Победы.
В час ночи сотрудников Коновалова сняли; лил дождь — промокли все до нитки, ЦРУ на встречу не вышло. Провал.