Ради красоты
Шрифт:
– Бабуль, а марену-то как готовить? – спросила Янита.
– Прокипятишь, пустится коричневый, раствор из соды подрумянит, а с квасцами красно-оранжевый получишь.
– Коричневый, розовый, оранжевый, – повторила Яня, загибая пальцы. – Всё, запомнила.
За печкой отыскала ножницы, придвинула таз с мареной, резанула по стеблю, корневище отлетело в сторону. Лень было подниматься, легла набок и рукой попыталась подтянуть к себе корень.
– Что устроила?! Подымайся давай, – пробормотала бабушка.
Ворчливо поднялась сама, сунулась
– Вот тебе. Это «Древо жизни», – стянула с шеи и протянула внучке серебряный кулон на капроновой нитке.
В лучах солнца кулон блестел так ярко, что Янита боялась даже дотронуться, робея перед волшебными искрами.
Бабушка поведала о предназначении оберега. «Древо жизни» – символ единства, мост между мирами: мёртвых – Навь или Богов – Правь, через него духи общаются с живыми. Но Яня слушала вполуха, внимательно разглядывая оберег – непостижимый в своём изяществе.
Такими были счастливейшие дни её жизни.
Реклама
Неизвестная актриса держит в руках ноотропный напиток, она водит головой из стороны в сторону и приговаривает:
– Кажется, будто жизнь должна сложиться подобно хорошему роману – логично и понятно. Но это слишком художественно. Созревание по плану – завязка, развитие, кульминация, финал – невозможно. Мгновение может заключать тысячи развитий и кульминаций. А некое «я» выбирает для описания одну-единственную линию лишь потому, что обусловлено. А сколько в этой привычке ещё и придуманного? Ведь невозможно постичь всё!
Моё кульминация сейчас – это выдох, головная боль, страх, захватывающая книга и валяющийся на полу человек, корчащийся в экстазе. Мостиков на самом деле нет и никогда не существовало. Мостики придуманы для того, чтобы незнакомые друг другу люди были поняты. Но должна ли я упрощать задачу? В первую очередь для себя. Да, на начальном этапе плавное течение окажет добрую услугу, но ничто не сравнится с ощущением находки, когда ты расчленил сплав из эмоций.
Нельзя нарушать движение планет, даже если вокруг них космос. Опасно даже пробовать это.
Не для тебя!
Если ты дошёл до этой мысли, то уже ничего не боишься. Страшно оказаться неправым. Ведь чтобы на такое решиться, ты должен быть убеждён в существовании и верности той самой одинаковости, против которой всегда выступал, которую разрушал и высмеивал. Что правда? Та идея, которой ты стал одержим сейчас или ощущение последних лет? Вот тебе и вопросик, задачка, которые ты так презираешь. Ведь появившееся сомнение только в очередной раз доказывает, что ты не таинство, что ты не можешь оказаться прав. Ты всего лишь то, что люди обозвали «самкой». Аналог марионетки. В итоге заговоришься до того, что не сможешь объяснить даже простейшие вещи. Как будто механизмы в мозгу вышли из пазов и обратились лабиринтом, а ты в этом лабиринте маленький человечек, который тащит за собой буйвола.
Эти обозначенные мостики продолжают ритм. Не будь их, ты не смог бы представить, что следует за трам–пам. Но. Как только у тебя не получится разгадать, что дальше, именно в это мгновение осознаешь, какое множество элементов имеет право на существование. Привычки и ожидания сужают восприятие, делают мир примитивным. Да, все человеческие существа это любят, но вера в то, что общество оцивилизовывается, позволяет видеть приятные сны. С водоворотами и водопадами. Парам-пам.
Жизнь больше похожа на коллаж, поэтому отбрось все свои представления и фантазии о цельном романе. Вот девочка, вот дом, вот картина в руках.
Хотя сравнение с коллажем мне больше не нравится. Лучше пустить свет через витражи.
Так бы вам сказала любая в курятнике.
Самая рыжая из рыжих
С тех пор как Янита впервые сварила краску из марены, прошло восемь лет. Любимая бабушка уже умерла, но внучка и теперь верила, что краски, приготовленные вручную, оживляли картину, вели со зрителем нескончаемый диалог. Некогда выученные рецепты, словно молитва, хранились не в памяти, они залегли намного глубже, упрочились в самом существе.
Димитровград в те годы был удобрен и покрыт копотью. Нещадное солнце тянуло из жителей последние силы. Подобно собственной обожжённой коже, люди черствели и уплотнялись изнутри. Примиряли только расстояния: сто шагов под палящими лучами, чтобы оказаться в безопасном, надёжном месте – в убежище. Удобно и не хлопотно. К несчастью, не было углов, где хотелось бы задержаться: пыльные растрескавшиеся дороги, заваленные хламом квартиры, выжженные леса. Люди маялись от безденежья и тоски, не ждали ничего хорошего в будущем.
Янита не поддавалась общему унынию, поскольку пребывала в собственном мире особой восприимчивости и красок. Дар богаче, острее ощущать красоту крепчал в ней с рождения, но объяснить, что он из себя представлял, не получалось, не хватало слов. Ребёнком она верила, что все люди обладают такой же способностью, но вера быстро запнулась, потому что найти соратников так и не вышло. Лишь в книгах удалось обнаружить отсылки к её особенности, которая, как она узнала позже, называлась «Синдромом Стендаля».
Ровно перед тем, как раздался истошный крик матери, и Яня вбежала на кухню, она бережно складывала в рюкзак свои сокровища: завёрнутые в чистую тряпочку ножницы, складной ножик, намытые и высушенные полиэтиленовые пакеты, блокноты, уголь, карандаши, рисунки.
– Дочка, ты только посмотри, что он принёс! – воскликнула мать, когда Янита появилась в проёме двери.
Яня скривилась: мать называла её дочкой, только когда собиралась сказать или сделать что-то дурное. Эти материнские повадки, умелые извороты залягут в сознании девушки навсегда, и первым позывом на нежное обращение станет желание спрятаться и защититься.