Ради красоты
Шрифт:
Богдан, силясь сменить тему, поинтересовался, как дела дома.
– Не знаю, что происходит у родителей, – Яня подвинула на полотенце клевер, – они ничего мне не говорят, оберегают, видимо.
– Мы все тебя оберегаем, – облизнул губы и запрокинул голову. Время близилось к полудню, жара становилась нестерпимой даже в тени. – Мне кажется, что в нашем городе мало счастья. Я не только про людей. А про то, как это совпало здесь, что любые его проявления проходят мимо.
Парк заполнился пением кукушки.
– Слышишь? – она вытянулась, призывая к тишине.
– Ты
– Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? Один, два, три…
Богдан считал вместе с ней.
Вдалеке звучал голос бабушки:
– Богдан пригожий. Волосы пышные, как у девочки. Но Богдана любят не за красоту, а за то, что он добрый. Даже во сне Богдан помогает перевозить чужие вещи. Ему кажется, что он похож на подорожник. Потому что любит дороги и раны. Но своих болей у Богдана больше. Их он любит ещё сильнее. Если бы боль была водой, то Богдан превратился бы в рыбу. Богдан обожает музыку и не выносит книг. Он не любит всё маленькое и поэтому закрывает уши от муравьёв. Нужно целовать Богдану ступни, но люди этого никогда не делают, губят его. Особенно те, кто рядом. Потому что пригожее хочется под корень срезать, а не ласкать.
Яня попыталась встать. Богдан не позволил. Он придавил её плечи к дереву и шёпотом спросил:
– Чего ты хочешь больше всего?
От его янтарного цвета кожи исходило тёплое свечение. Пульсирующее волнение поднялось в ней:
– Научиться отражать красоту.
Он на мгновение задумался, а затем проговорил:
– Нам нужно не это, нам нужна белизна, чтобы очиститься.
Тоненькие и лёгкие, они вспорхнули с места и, взявшись за руки, скрылись в зарослях камыша.
Шпана
Узловатыми пальцами больной руки Янита держала кору дуба, другая рука вцепилась в банку с водой. Никогда её руки и тело не бывали в таком согласии, как при приготовлении краски. Казалось, девушка застыла, так внимательно она прислушивалась к тому, как потрескивал под небольшим металлическим тазом огонь. Взмахнула рыжей копной волос и, не поднося банку близко к тазу, плеснула воду, пузыри на поверхности жижи опали.
– Ты что опять тут делаешь? – спросил отец.
– Добываю золото из недр земли, – хохотнула Яня.
– Интересно, дождусь ли я когда-нибудь, что ты добудешь из недр что-нибудь съедобное, – вышел на балкон курить.
– Когда я нарисую ту самую картину, ты будешь сыт, как никогда.
– А тебе разве мать не запретила грязь в её посуде варить? – не дождавшись ответа, отец прикрыл дверь, ему нужно было позвонить.
В последнее время он всегда закрывался, Яня чуяла, что его поведение как-то связано с гранатами, но спросить не решалась.
Она достала из тумбы марлю и резинкой закрепила её у горловины банки. Когда краска будет готова, её следует процедить.
Янита никогда не начинала примерять к картинам краску, пока с точностью не отрабатывала способ её приготовления. Она не могла даже помыслить, чтобы краска закончилась, и не было возможности её повторить. Яня была одержима поиском идеальной краски для своей особенной картины.
– Я на работу, – сказал Белов у неё за спиной.
– Зачем? У тебя же сегодня выходной.
Отец не ответил. Янита загрустила, выключила огонь, хотя вода ещё не закипела. Она понимала, что нельзя больше ждать, когда её особенность, наконец, проявит себя в полную силу, нужно было действовать немедленно.
Выбежала из дома, на улице шёл дождь, она запрокинула голову, упругие капли били по глазам, губам, подбородку, отчаянно ласкали шею, чтобы через мгновение улизнуть, скрыться глубоко под футболкой. Янита не знала, что скажет бывшему преподавателю, как уговорит заниматься с ней, ведь родители не дадут денег на обучение. Значит, нужно будет устроиться на работу, бросить институт… Ах, пусть так, всё равно он только отнимает время!
С этими планами, с неотвратимой решимостью дошла до дома, на первом этаже которого располагалась художественная школа. Заветная дверь оказалась запертой. Яниту обдало жаром, она никак не могла предположить такой исход событий. Задыхаясь от бессилия, нажимала на звонок снова и снова, пока не открылась соседняя дверь.
– Чего звонишь? – спросила пожилая женщина. – Нет там никого, непонятно что ли?!
– Здесь раньше была художественная школа, – промямлила Янита.
– Была да сплыла, он ещё в том году в Москву уехал. Раньше приходить надо было.
Казалось бы, что ей стоило прийти сюда раньше, двадцать минут пешком, и вот она – та самая дверь. Нет никаких сомнений, что тонкая связь Яниты с миром, давно бы привела её сюда, если бы это хоть как-то могло повлиять на её судьбу. И конечно, девушка признается себе в этом позже, ну, а пока она повалилась на мокрый пол и нашарила в кармане маленький блокнот.
*
Звуки переливались, перемешивались и расходились то в одну линию, то в несколько, в них проявлялся качельный грохот, мелкий шорох кошачьих лап, раскаты грома и тысячи голосов. Яня потянулась за листом и провела по нему красной краской из ягод зверобоя, она была влюблена в свой материал. Благодаря тому, что отвар отстоялся, цвет выдался насыщенным. Обрадованная интенсивностью цвета, девушка начала накладывать на лист уверенные мазки: от светло-красного до бардового. Контраст создавал напряжение. Яня старалась не обращать внимание на то, что рука сегодня болела сильнее обычного. Не вытерпела, побежала к домашней аптечке за таблетками. Нашёлся только «Промедол», набрала шприц и вколола его в левую ягодицу. Успокоилась.
Вернулась к рабочему столу, схватила кисть и погрузилась в августовский закат. Цветовая гамма уплотнялась, и мало-помалу картина оживала, словно через открытое окно в квартиру проникало кварцевое тепло, запах опилок и жужжание комаров. Но этого было мало. Вот если бы кто-то помог, подсказал, как передать глубже ту красоту, которая переполняла её, этот мир, вселенную. Если бы она только научилась размножать этот свет…
– Мне кажется, или у тебя всё время играет одна и та же композиция? – с порога крикнул пьяный отец. Яня вздрогнула, затем вскочила со стула и кинулась в объятия к отцу.