Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
Когда все уже были навеселе и многие начали расходиться по домам, из кабинета редактора вышел ночной дежурный с какими-то бумажками и незаметно отвел Кострикова к окну:
— Сергей Миронович, вам, только вам хочу сообщить тревожную новость.
— Что такое? — насторожился Костриков. — Какую новость?
— Получена телеграмма из Петербурга. Четвертого апреля на Ленских золотых приисках расстреляна рабочая демонстрация. Убито и ранено больше пятисот человек.
— У вас телеграмма? — помрачнев, спросил Костриков.
—
За столом все еще шли оживленные разговоры, слышались веселые возгласы. Кто-то захмелевшим голосом затянул «Дубинушку», но на него зашикали:
— Сам, сам приехал!..
— Значит, получено какое-то важное известие, — сказал сильно подвыпивший репортер Ильин. — Поеду домой, а то еще куда-нибудь пошлют.
Он вылез из-за стола и, покачиваясь, ушел. Стали расходиться и другие. Кто-то позвал половых из трактира, и они принялись убирать со стола.
Маруся вышла в приемную и, усевшись в свое кресло, стала дожидаться Сергея...
За окном уже было темно, когда Костриков вышел из кабинета издателя. Пиджак на нем был расстегнут, волосы всклокочены, глаза горели гневом. Он подошел к Марусе, взял ее за руку:
— Пойдем, Маруся. Извини, пожалуйста, что я так задержался.
— А что случилось, Сережа?
— Пойдем! Дорогой расскажу.
Ночь была звездная, и светила луна. С гор тянуло прохладой. Воздух был свеж и сладок. Город уже спал, только из городского сада долетал приглушенный гул Терека.
Сергей взял Марию под руку, пошли неторопливо. Ей хотелось присесть где-нибудь на скамеечку, под цветущими абрикосовыми деревьями и отрешиться от всех забот. Ведь так давно не видела друга. Но Сергей шагал озабоченный, встревоженный.
— Что же случилось, Сережа? — повторила свой вопрос Мария.
— Ужасная история, Маруся. Повторилась трагедия пятого года. Но теперь уже не в Петербурге, а в Сибири, на Ленских золотых приисках. Какой-то ротмистришка, кажется Трещенков, приказал солдатам стрелять в мирную рабочую демонстрацию. Убито двести семьдесят человек и двести пятьдесят ранено.
— Боже мой! Да что же это творится?! — прошептала Мария. — Неужели опять начнутся повальные обыски и аресты?
— Не знаю, что начнется, но об этом преступлении властей молчать нельзя. Назаров согласился выступить с протестующей статьей. Ее взялся написать я.
— Ой, Сережа, я боюсь. Ведь только вернулся из тюрьмы.
— Нельзя молчать. Это же варварство. Это же невиданная жестокость! Произвол! И этим надо воспользоваться, чтобы взбудоражить народ, разжечь ненависть к царизму, как в пятом году. Сейчас опять начнутся стачки протеста по всей стране, а может быть, и вспыхнет новая революция.
— Сережа, я очень прошу тебя, поберегись.
— Неужели, Маруся, ты хочешь, чтобы мы с тобой жили, как ужи? Помнишь
Статья писалась трудно: было мало обличительных материалов. Официальные газеты пытались притушить событие, писали искаженно, умалчивали о подробностях...
Как-то Кострикову пришлось быть дежурным по номеру вместо заболевшего товарища. Ночью в типографии он разговорился с верстальщиком Иваном Турыгиным. Укладывая свинцовые циферы на металлическом листе, Турыгин как бы между прочим спросил:
— Слышали, Сергей Миронович, о Ленском расстреле?
— Слышал. Возмущен! Собираюсь писать статью, но не знаю подробностей. Газеты врут и замалчивают.
— А разве вы не видели «Звезду»? В ней все расписано.
— Вам удалось достать «Звезду»? Говорят, ее конфискуют сразу же, как только она попадает на почту.
— А я купил на вокзале. Продавали свободно.
— И она у вас здесь, в типографии?
— Здесь, — Турыгин прошел к своему столику и вернулся с газетой.
— Вот, взгляните.
Костриков развернул газету, посмотрел.
— Большущее спасибо, Иван. Только уж разреши мне ее взять с собой. Эта газета поможет мне написать то, что нужно. Я ведь сам жил в тех таежных местах и на собственной шкуре испытал произвол сибирских властителей.
— Вас же в Томске, кажется, судили? — осторожно спросил Турыгин.
— Судили, и не раз... Но работал я... — Костриков особенно подчеркнул слово «работал», — и на станции Тайга, и в Новониколаевске, и в Иркутске. Одним словом, недалеко от тех мест, где свершилось это зверство.
— Понял... Берите газету домой. Только потом, как напишете статью, верните ее мне, пожалуйста. Еще не все товарищи прочитали.
Большевистская «Звезда» дала подробное описание Ленских событий. Сообщения из Сибири невозможно было читать без гнева. Костриков тут же сел за статью и написал ее за одну ночь.
Утром, прежде чем идти в редакцию, прочел Марии. Та, выслушав, долго молчала.
— Ну, что, как? — нетерпеливо спросил Сергей. — Неужели плохо?
— Хорошо, но тебя посадят, Сережа.
— Пусть сажают, лишь бы напечатали...
Днем статья была прочитана в большой комнате сотрудниками редакции, и, с общего одобрения, Костриков понес ее к Назарову. Тот вызвал Лукашевича.
В большой комнате нетерпеливо ждали возвращения Сергея. Волновались. Никто не мог работать. И вот он вошел, потрясая статьей.