Ради твоей улыбки
Шрифт:
Глава 1
Элинор Чивенхем лежала на широкой постели и дрожала как в лихорадке. В конце апреля погода стояла не по сезону холодная, а в комнате было не топлено. От каждого порыва ветра старые, давно не ремонтированные окна дребезжали, пропуская холодный влажный воздух, но не в этом заключалась причина ее скверного самочувствия. Все дело было в том шуме, что доносился с первого этажа дома ее брата. Пьяное, разнузданное пение, громкие выкрики и взрывы женского смеха свидетельствовали об очередной оргии.
Такое случалось почти каждую
Элинор со вздохом вспоминала свой родной Чивенхем-Холл в Бедфордшире. Она согласилась уехать оттуда ради спокойствия своего брата Лайонела, когда тот решил продать дом и заплатить долги. По правде говоря, Элинор вела в Бедфордшире весьма скромную жизнь: в доме оставалось всего трое слуг, которым Лайонел платил скудное жалованье и которые питались тем, что выращивали в маленьком огороде.
Но жизнь в Бедфордшире была спокойной, и Элинор чувствовала себя там свободно. В библиотеке имелся богатый выбор книг, и она любила почитать на досуге, любила побродить по окрестностям, навещала соседей, которых знала всю свою жизнь. Здесь, на Дерби-сквер, не оказалось книг, достойных внимания леди, не было парков поблизости, которые бы могли заменить ей загородные прогулки, и главное, не было друзей.
Порой ее одолевало желание сбежать в Бедфордшир и искать приюта у кого-нибудь из знакомых, но время пока не пришло. По завещанию отца ей следовало оставаться под опекой брата до двадцати пяти лет. В случае нарушения этого условия она лишалась своей части наследства в его пользу. Элинор прекрасно знала, что такой поворот вполне бы устроил Лайонела, так как он уже промотал почти все из своей доли наследства.
Громкий визг заставил девушку натянуть одеяло на голову. Бедность ее брата, казалось, не влияла на его развлечения. Неужели ей придется терпеть это еще целых два года, прежде чем она наконец сможет избавиться от его «опеки»? Она едва находила в себе силы противостоять Лайонелу — он одурачивал людей с легкостью, не исключая и собственных родителей, и искусно манипулировал сестрой в тех ситуациях, когда она выказывала неповиновение.
Если Лайонел продал загородное поместье единственно для того, чтобы сделать ее жизнь под его протекцией невыносимой, она должна была признать, что он добился успеха.
За дверью послышались шаги, сопровождаемые тихим сдавленным смехом и перешептываниями. Убеждая себя, что она в полной безопасности от проникновения дебоширов, Элинор соскользнула с постели проверить, хорошо ли заперты двери, ведущие в коридор, и еще одна в смежную со спальней гардеробную. Убедившись в надежности замков, она покачала головой, улыбаясь своим страхам. Что касается чердака, он был заперт так давно, что и ключ от него затерялся.
И все же Элинор чувствовала, что у нее есть все основания проявлять повышенную осторожность: чтобы добиться ее части
Пару дней назад он поздравил ее с полученным предложением замужества.
— Кто может сделать мне предложение? — с удивлением поинтересовалась Элинор. — Я никого здесь не знаю.
— Ладно, ладно, сестричка, — сказал он с ухмылкой, — ты забыла, я как-то представил тебя моим гостям, пока ты не застеснялась и не убежала прочь.
— Это не смущение, — твердо возразила девушка. — Я убежала, братец, так как боялась, что меня стошнит.
Лайонел расхохотался. Это был его обычный ответ на любую неприятность.
— Нелл, тебе двадцать три, и я говорю о предложении… Разве тебе не хочется стать леди?
— Я и есть леди, — отмахнулась она. — Если ты говоришь о браке, я скажу тебе, брат, в твоем окружении нет ни одного джентльмена.
— Граф, моя милая, не нуждается в том, чтобы быть джентльменом. Лорд Деверил горит нетерпением посвататься к тебе.
Деверил! Элинор проняла дрожь при одном упоминании этого имени. Из всех приятелей, окружавших ее брата, этот человек вызывал у нее наибольшее отвращение. Лайонел в свои двадцать пять лет был эгоистичен и способен на зло, но, пожалуй, не более того. Деверил внес в жизнь брата пьянство, разврат и, что самое худшее, пристрастие к наркотическому зелью, привозимому с Востока.
— Я никогда не выйду замуж за лорда Деверила, — сказала Элинор с непоколебимой уверенностью. — Лучше умереть!
— Какое высокомерие! — процедил Лайонел сквозь зубы. Он еле сдерживал себя, так как жаждал этой женитьбы. — Учти, Нелл, лорд Деверил имеет обыкновение добиваться того, чего хочет. Лучше бы ты проявила благоразумие.
— Благоразумие? — воскликнула она. — О чем ты говоришь! Попомни мои слова, Лайонел, ответ — нет, и всегда будет — нет! Делай что хочешь — ничто не заставит меня пасть так низко!
Она вновь задрожала от собственной смелости и вызова, брошенного брату. Возможно, это было безрассудно, но Элинор ничего не могла поделать с собой. Леденящий душу страх двигал ею. Перед ней возникло лицо лорда Деверила с влажными губами и маленькими змеиными глазками. От него, должно быть, пахло трупом. Ну уж нет! Жизнь, пусть даже под сомнительной протекцией Лайонела, была все же предпочтительнее.
Ее размышления прервал легкий стук в дверь.
— Кто там?
— Я, миз Элинор, Нэнси. Принесла вам попить горяченького — как уснуть иначе при таком шуме?
Голос мягкий, успокаивающий — во всяком случае, так показалось Элинор. Нэнси была новой служанкой в доме — молоденькая, хорошенькая, не лишенная природной смекалки, граничившей с хитростью. Она относилась к хозяйке с уважением, а мысль о горячем питье ласкала слух. К тому же шанс заснуть становился все призрачнее.
Элинор прошлепала босыми ногами по потертому ковру, дрожа от холода даже в своей объемистой фланелевой рубашке, и осторожно приоткрыла дверь. Нэнси стояла на пороге одна, рыжие волосы слегка растрепаны, в руках фарфоровая чашка, прикрытая крышечкой.