Ради твоей улыбки
Шрифт:
Он вернулся минутой позже.
— Его уже видно, моя дорогая. Еще немного… Вы можете побыть здесь одна? Кучер и лакей останутся с вами, но мне необходимо находиться на берегу. — Кристофер улыбнулся. — Все должны видеть, как я встречаю Николаса и его жену.
Элинор уныло заверила графа, что он может оставить ее, и присела, пытаясь окончательно не впасть в отчаяние. В какой-то момент ей даже показалось, что она не прочь оказаться сейчас в своей мрачной комнате на Дерби-сквер.
Она попробовала вообразить в уме их встречу.
Внезапно дверь распахнулась, и лорд Стейнбридж протянул ей руку:
— Прошу вас, миссис Дилэни.
Уже стоя рядом с ним на трапе, она вдруг поняла, это был не Кристофер, а его брат.
Так вот кто задавал тон и дирижировал представлением! Николас Дилэни. Он играл свою роль превосходно, а его брат только следовал данным им указаниям…
Николас опустил глаза и, поймав неуверенный взгляд Элинор, улыбнулся и легонько сжал ее руку:
— Пойдемте, моя милая. Без сомнения, скоро вы сможете различать нас.
Элинор чувствовала себя марионеткой, которую искусный кукловод дергает за нужную ниточку, и вместе с тем она обнаружила, что изо всех сил старается соответствовать роли, отведенной ей в этом представлении. Она приветствовала своего деверя и сокрушалась по поводу долгого путешествия, хотя никогда в жизни не плавала!
При этом украдкой она изучала братьев. Природа дала им обоим один и тот же матовый оттенок кожи и светло-каштановые волосы. У лорда Стейнбриджа они такими и остались, а у его брата солнце и ветры — одному Богу известно где и когда — превратили их в сверкающее золото. Этот особый оттенок не был заметен в полумраке ее спальни. Карие глаза Николаса Дилэни казались более яркими и чуть-чуть игривыми, тогда как у его брата взгляд был мягкий и задумчивый.
Женский голос неожиданно прервал ее размышления. Низкий сочный голос с едва заметным французским акцентом, придающим речи еще большее очарование.
— Ники! Как… и вы тоже были на этом противном суденышке? Неужели? Как я могла не заметить вас?
Все повернулись, чтобы посмотреть на стройную, элегантно одетую даму без возраста, прекрасно сознающую свою неотразимость. Пухлые, яркие губы сердечком, темно-голубые глаза, полные искристого веселья и тайного обещания. Движения ее тела, даже под кашемировой накидкой, были на удивление грациозны.
Ответная улыбка Николаса была дружеской и спокойной, но Элинор почувствована, как его пальцы на ее запястье напряглись.
— Тереза? Не может быть… Ты тоже была там? — Он махнул рукой в сторону причала. — Если бы я только знал… Извини, ничего не поделаешь, я должен сопровождать мою бедную женушку, которая так настрадалась от морской болезни.
Уловив намек, Элинор покачнулась и слегка прислонилась к нему. Было ли его напряжение адекватным выражением той маленькой хитрости, что они затеяли, или дело все-таки в этой женщине, которую он даже не подумал представить ей? Что это, интимное знакомство? Одна из его многочисленных любовниц? Не без ядовитого удовольствия она ждала, как он выйдет из щекотливого положения.
Но Николас просто прервал поток славословия:
— Моей жене необходимо прилечь. Пойдем, дорогая!
Он был само воплощение заботы, когда вел Элинор по лестнице вверх в их комнаты, по пути нашептывая тихим голосом, что она прекрасно справилась со сценой внизу.
— Не торопитесь с поздравлениями, сэр, мне вовсе не каждый день приходится участвовать в подобном обмане! Мои нервы на пределе.
Она сразу пожалела о столь резких словах, но ее «муж» не проронил ни слова, пока они не вошли в комнату.
— Я вижу, — холодно произнес он, как только дверь за ними захлопнулась, и добавил с укором:
— Лучший способ скрыть обман — постоянно придерживаться его. Любой, услышав ваши слова, проявит любопытство.
Как он смеет делать ей замечания! Казалось, все ее существо подстрекало Элинор вновь вступить в борьбу, но она не могла не признать справедливости упрека. Безусловно, очень важно вести себя так, чтобы их история ни у кого не вызывала вопросов.
С обидным смирением она сказала:
— Прошу меня извинить… мой дорогой Николас.
Губы Дилэни дрогнули, и внезапным свет, вспыхнувший в глубине его глаз, изумил ее.
— Ничего, — сказал он, помогая ей снять плащ. — Вы замерзли. Долго пришлось ждать?
— Нет, совсем нет, — тихо проговорила она, — Мне не холодно. Это все нервы.
Николас провел ее в глубь комнаты и осторожно усадил на стул, а затем, взяв щипцы, нагнулся пошевелить уголья в камине. Пламя разгорелось.
— По крайней мере вы честны. Вы-то чего боитесь?
Она взглянула на него, удивленная его вопросом. Несмотря на всю очевидность, было невозможно представить, что этот мужчина совсем недавно хладнокровно изнасиловал ее.
Просто дикость какая-то!
Его молчание требовало ответа. Итак, чего же она боится?
— Наверное, — медленно начала Элинор, — я боюсь прежде всего непривычности ситуации. Я всегда старалась вести скромную жизнь и не принимать участия в сомнительных авантюрах.
Странный огонек, загоревшийся в его глазах, был тут же усилен пламенем камина.
— С таким братом, как ваш, это почти подвиг. — Николас выпрямился. — У вас есть силы спуститься вниз на обед? Для нас приготовлен отдельный кабинет, а позже нам придемся посетить еще одно место.
«Разумеется, это по поводу свадьбы», — подумала Элинор, поднимаясь. Пугающий момент конфронтации пришел и ушел, но она чувствовала себя обиженной, так и не дождавшись его извинений — какие-то слова сожаления, какие-то признания вины были бы сейчас как нельзя кстати.
Николас остановился в дверях.