Ради твоей улыбки
Шрифт:
Элинор пришлось дважды вставать посреди ночи, чтобы покормить Арабел, и поэтому утром она проснулась позже обычного. Вместе с утренним шоколадом ей подали записку от Николаса.
"Дорогая Элинор!
Пожалуйста, не думай, что я обиделся и оставил тебя. Я тоже чувствую, что нам не удастся ничего исправить, если мы не расстанемся на время. Уверен, ты понимаешь, чего я хочу, и не нуждаешься в моих заверениях. Я дурно обращался с тобой и недооценил твое сердце, а теперь, возможно, снова
Очень хочу надеяться, что решение, которое ты примешь, послужит твоему счастью. Если ты вернешь меня назад в свою жизнь, у тебя больше не будет причин прогонять меня прочь, обещаю.
Николас".
Элинор знала, что на самом деле ей не нужно много времени на размышления; более того, если бы Николас отложил свой отъезд, она могла бы вовсе не позволить ему уйти, так как любила его со всей самоотверженностью, свойственной этому чувству. Она любила его светлые волосы, его смеющиеся глаза с золотистыми крапинками, его на редкость красивое тело с удивительно стройными очертаниями и переменчивостью движений.
Ах, это тело! Казалось, миновала целая вечность с тех пор, как Николас лежал обнаженный рядом с ней и она отказывала ему. А потом он дал ей почувствовать вкус наслаждения…
Больше всего Элинор ценила его стремление во всем предоставить ей свободу. Хотя ему ничего не стоило сломить ее, он позволял ей следовать своим собственным путем, пусть даже спотыкаясь и совершая ошибки. О да! Если бы Николас был дома, она не позволила бы ему уйти, и он знал это. Вот почему он предпочел уйти незамеченным, когда она еще спала — чтобы защитить ее от нее самой.
Питер, Эмили и Френсис тоже решили, что будет лучше, если они оставят ее, Эми и Френсис пытались заступиться за Николаса, но она решительно поставила их на место, не дав им и намека на свои переживания. Надо сказать, у них были основания отметить ее хорошее настроение; она казалась им вполне счастливой.
Элинор на самом деле была счастлива. Три недели, совсем недолго.
Единственным, кто все еще продолжал беспокоиться, был Френсис. Перед тем как сесть в поджидавший его экипаж, он сказал:
— Элинор, берегите себя.
Она улыбнулась ему:
— Обещаю. Когда погода установится, мы обязательно наведаемся в Греттингли. Это недалеко от вас.
Он понял ее «мы» и облегченно вздохнул.
— Буду ждать с нетерпением.
Мисс Херстмен тоже одобряла ее поведение.
— Ваш супруг был слишком самоуверен, моя милая. Ему полезно подумать. Но смотрите не переусердствуйте.
Элинор покраснела.
— Ни в коем случае.
Почтенная дама многозначительно хмыкнула:
— Интересно, почему он уехал ни свет ни заря, когда преспокойно мог подождать остальных? Наверное, вы его здорово напугали. Я полагаю, мне скоро предстоит перебраться к себе, как раз успею заняться огородом. Ужасно люблю это занятие. Между прочим, — заметила она, открывая свою книгу, — если вам интересно, что он думает на самом деле, то понаблюдайте не за его лицом, а за его руками.
— Что вы имеете в виду?
— Ему трудно держать себя в руках. Прошлым вечером ваш муж
Следующие три недели Элинор не могла пожаловаться на отсутствие дел. Скучать было просто некогда. Она получала огромное удовольствие, подолгу гуляя с дочерью, восстанавливая силы и фигуру, а также постоянно работая с книгами. Это было так романтично, учитывая тишину уснувшего дома и таинственный свет масляной лампы долгими зимними ночами.
Иногда Элинор лежала, отложив книгу, предаваясь воспоминаниям, и тогда на ее лице блуждала улыбка. Она вспоминала их первую ночь и его доброту. А еще тот, другой раз, когда они занимались любовью. Он пробудил в ней желание, хотя она едва понимала, что делала. Щеки Элинор порозовели при мысли, что уже совсем скоро она снова разделит с ним постель. Как все это будет? Удастся ли ей совладать со своими нервами? Сможет ли, она удовлетворить его — человека, который привык иметь дело с более искушенными женщинами?
Ей вспомнился случай в библиотеке, когда она разговаривала там с Френсисом и вошел Николас… О, несомненно, тогда он желал ее. И еще раньше, когда он дал ей ключ от сейфа, боясь, что с ним может случиться самое худшее…
Так много коротеньких происшествий, собранных вместе, словно жемчужины, нанизанные на одну нить.
Через четыре дня после отъезда Николаса неожиданно из Лондона прибыл его лакей. На секунду сердце Элинор зашлось от ужаса при мысли, что с мужем что-то случилось, но оказалось, лакей привез два подарка: серебряную погремушку для Арабел и предусмотрительно завернутую в несколько слоев бумаги красную розу для нее. На карточке было только одно слово: «Смелее!»
Мисс Херстмен восприняла случившееся критически.
— Я, конечно, слышала выражение «не от мира сего», но сомневаюсь, что когда-то раньше видела нечто подобное.
Еще через четыре дня прибыла карета, в которой находилась старая женщина. Лицо ее напоминало печеное яблоко.
— Добрый день, миссис Дилэни, меня зовут миссис Питмен. Мне говорили, что вам нужна няня? Не могу сказать, что я огорчена снова заполучить младенца под свою опеку.
— Вы были няней Николаса? — встрепенулась Элинор, почувствовав мгновенное расположение к этой женщине. — Рада познакомиться с вами. Вы нам просто необходимы.
— Я тоже рада познакомиться с вами, моя дорогая, — сказала женщина и, почувствовав, что в доме тепло, начала снимать с себя бесконечное число шалей. — Но сначала главное. Проводите меня к девочке.
Элинор поднялась вместе с миссис Питмен наверх, и та сразу же учинила полный досмотр детской, после чего не забыла вежливо похвалить Дженни:
— Вы все правильно сделали, моя милая, хотя и не имели специальной подготовки. Хорошо бы взять детскую кроватку Дилэни, — сказала она Элинор, — так как, похоже, вы на этом не остановитесь и наверняка подумываете о наследнике. — Она взглянула на Арабел, которая, проснувшись, с наслаждением сосала кулак. — Здоровый ребенок и, я бы сказала, того же добродушного нрава, что и ее отец.