Радио Хоспис
Шрифт:
Скальпель стоял с совершенно нехарактерным для него серьезным выражением лица и смотрел в спину невзрачного. Он был одним из двоих людей на трибуне, не аплодировавших вместе со всеми. Вторым был Айк Моралес. Но шеф стоял с опущенной головой, и Стасу не удалось разглядеть выражения его лица.
С тех пор, с того первого прерванного эфира, передачи радио «Хоспис» часто перебивались помехами. Не всегда. Иногда весь день шел чистый эфир. Но бывали и дни, когда на привычной волне вместо знакомого голоса старого выпивохи Халли звучали только помехи.
«Что за напасть, эй? Кто-то еще не понял,
Салон «студа» промерз, и Стас решил не снимать только что полученное в гардеробе пальто. Он с трудом и не с первой попытки захлопнул дверь, завел мотор и поправил направляющие воздуходувов так, чтобы горячий воздух шел на стекла. Подумал о том, что стоит, наверное, показать дверь ребятам из автопарка Управления или отогнать «Студебеккер» в мастерскую к Шраму. В принципе Стас и сам разобрался бы, но возиться на холоде не хотелось. Он мог теперь позволить себе такую мелочь. Вместе со значком пришла и ощутимая прибавка к зарплате.
По крыше машины кто-то постучал, потом открылась пассажирская дверь, и в салон заглянула розовая от мороза физиономия Скальпеля.
– Шеф, свободен?
– В парк, – хмуро пробормотал Стас, копируя арабский акцент.
Скальпель усмехнулся и залез на пассажирское сиденье. Стас протянул ему пачку.
– Растешь, гардемарин. Верблюдом дымишь.
– Можно подумать, ты на самокрутки перешел.
– Нет. – Скальпель затянулся и откинулся в кресле. – Но мне и не положено. У меня спецпаек. Сам понимаешь, мы, слуги народа, должны быть заведомо лучше обеспечены, чем сам народ. Такова историческая доктрина, иначе обессмыслился бы сам процесс политической карьеры и персональной конкуренции вообще. Или ты до сих пор наивно считаешь, что дело в благе людском?
– Слушай, не забивай мне мозг, ладно? Шраму свои прогоны диктуй. – Стас с улыбкой толкнул Скальпеля в плечо. – Ты и карьеризм несопоставимы, как…
– Как водка и шампанское.
– Точно.
– Тем не менее от спецпайка я не отказываюсь. Я ж не дурак. И, кстати, в курсе, что русские пьют водку с шампанским. Тебе, по логике, тоже полагается.
– Да ну? – Стас удивленно посмотрел на друга.
– На полном серьезе. Называют это коктейлем «Северное сияние».
Стаса передернуло.
– Мерзость… Ты в «Долину» сегодня заскочишь?
– А как же! Традицией сильны. Да и настроение поднять надо. Что-то мне сегодня не по себе. – Скальпель неопределенно покачал головой, но Стас понял, о чем речь.
– Ты об этом придурке из ополченцев?
– Ну и о нем тоже. Слишком как-то много черно-белого вокруг стало, не находишь?
– Есть немного. Но с другой стороны, пока, кроме пользы, от этого ничего нет. На улицах порядка прибавилось, с этим не поспоришь. А остальное, все эти речи о воинах Бога… Мало ли кто пургу с трибун гонит, не он первый, не он последний. Да и не тянет этот на локомотив. Невзрачный какой-то, маленький.
– Не скажи, вспомни, как ему аплодировали. – Скальпель опять покачал головой, и снова его лицо приобрело то странное, слишком нехарактерное для него серьезное выражение. – В тихом омуте всегда какая-нибудь зараза сидит. Поверь мне, дружище. Я, конечно, не особенно в высшие круги вхож, но кое-что чувствую. И вот что я тебе скажу. Таких вот невзрачных там, – Скальпель ткнул пальцем в обитый дерматином потолок, – как-то до хрена в последнее время появилось… И эти невзрачные не снизу прут, их назначают из Первого Периметра.
– Даже так… И зачем?
– Вот и я думаю – зачем? – Скальпель привычно усмехнулся. – Ладно, старина, мне валить надо. У меня сегодня демонстрационная операция. Ращу молодое поколение Скальпелей. Пока не поздно… Вечером в «Долине» обкашляем все это.
– Договорились…
Стас дал двигателю прогреться и аккуратно вырулил со стоянки. Он еще не успел приобрести новинку сезона, специальную резину для колес, рассчитанную на зиму. Говорят, это новое слово в автомобилестроении с тех пор, как уменьшили протектор. И Стас, в общем, доверял этим разговорам. Он еще помнил старые колеса, рассчитанные на любые дороги, когда пятно контакта с асфальтом не имело значения. Тогда все колеса делались с хорошим протектором, способным ехать по любой трассе и в любое время года. Единственным, но огромным минусом таких протекторов была значительная потеря скорости. Позже пришли широкие и плоские колеса, рассчитанные на асфальт. По камням и песку они хреново ездили, зато по асфальту шпарили только в путь. А вот недавно придумали зимний вариант, и Стас все собирался потратиться и поставить чудо-резину, но дел в последние пару месяцев было невпроворот, так что только и успевал добраться до дома и завалиться спать.
Он, в общем, сознательно шел на это, загонял себя, брался за все дела подряд. Очень много раскрыл, проявил себя, после чего его, без личного рапорта, выдвинули на детектива. Но дело, конечно, было не в карьерном росте, не в стремлении к усилению законности, не в чести мундира. Если быть откровенным до конца, то плевал Стас и на то и на другое. Он топил в работе свободное время, моменты, когда память и мысли имели шанс вырваться на волю. Сначала смерть отца, потом гибель друзей, прорыв упырей к городу. Все это было слишком непросто, и самым лучшим способом борьбы с наплывом эмоций было избегать их.
Многие в те месяцы работали как загнанные. Многие пытались спрятаться от тревожных мыслей в рутине. А по пятницам Стас топил тревогу в алкоголе, в «Долине», где были верные старые друзья, рядом с которыми любое лицемерие теряло смысл, а водка или виски легко открывали задраенные кингстоны боли. Благодаря этим алкогольным катаклизмам суббот у младшего детектива Бекчетова практически не было. Да и воскресенья напоминали реабилитацию после тяжелой контузии.
За всеми этими уловками Стас забыл уже, когда последний раз включал телевизор, читал газету или слушал новости по радио. И хотя кое-какая информация просачивалась благодаря Халли, мозг Стаса каким-то образом ее игнорировал, обращая немного больше внимания лишь на музыку. По большому счету жизнь проходила фоном, значение имели только непосредственные обязанности да нужды организма, игнорировать которые было невозможно. Все остальное Стас невероятно запустил. Отрастил бороду, волосы – едва не до плеч, рубашки всегда были второй свежести, а в квартире царил такой бардак, что Стас старался как можно реже там появляться и только в таком состоянии, когда окружающий мир теряет рельефность. Усталость или пьянство были в этом случае идеальными спутниками.