Радио
Шрифт:
За последнюю дикую идею нам следует поблагодарить некоего окончательно съехавшего с панталыку, горестно блуждающего во мраке неразумия господина, приславшего в «Ответную реакцию» слезницу, в коей он жаловался на то, что политики, журналисты и финансовые насильники, из которых обычно составляется ее «коллегия», вовсе не представляют мир в целом. «Дайте нам услышать голос простого человека», — таков был общий крик. Очень интересно было бы узнать, где вы найдете человека более простенького, чем Питер Марш, [55] Джеральд Кауфман [56] или Эдвина Карри [57] и прочие подобные им жутковатые творения природы? Впрочем, предложение было принято, так что вскоре мы услышим в этой программе личностей совершенно определенного толка.
55
Питер Марш (р. 1950), английский ученый-социолог и научный администратор.
56
Сэр Джеральд Кауфман (р. 1930), английский парламентарий-лейборист
57
Эдвина Карри Джонс (р. 1946), в ту пору член парламента от консервативной партии.
«Любые вопросы» есть одна из тех общественных институций, назначение коих состоит в том, чтобы провоцировать в нашем королевстве вспышки раздражения и умножать апоплексические удары. Если вам случится увидеть багроволицего человека, визгливо орущего на радиоприемник, знайте, он, скорее всего, в эту самую минуту слушает программу «Любые вопросы». Остается лишь поражаться тому, насколько четко начинает выражать свои мысли человек, оставленный наедине с радиоприемником и доведенный им до неистовства. Аргументы и контраргументы, риторические и напыщенные вопросы сыплются из его уст, точно перхоть из прически банковского менеджера. Однако Би-Би-Си в превеликой мудрости ее дала нам целительное средство и от этой напасти. Называется оно — «Какие-либо ответы». Эта программа с немалой определенностью показывает нам, насколько никчемными — еще даже более никчемными, чем воззрения политиков, — являются мнения слушающих радио людей. Именно к ней вы обращаетесь, когда вам хочется вогнать в краску стыда членов вашей семьи своими рассуждениями по поводу понятий, в которых вы ни бельмеса не смыслите, — таких как закон, порядок и нравственность. Именно к «Каким-либо ответам» прибегаете вы, когда вам требуется избыть бремя предрассудков и ненависти. «Какие-либо ответы» станут для грядущих поколений, — когда им захочется понять, каким образом отсутствие грамотности, воспитанности и способности к пониманию других людей в конечном счете низвергло двадцатый век в пропасть эгоистичного индивидуализма и недобрососедской агрессивности, — важным документом. Что же касается «Любых вопросов», их задача куда более скромна и непосредственна.
Мы живем, дорогие мои, в обществе отчасти демократическом, не так ли? А демократия есть средство, позволяющее трансформировать наше неуважение к ближним в действенное презрение к тем, кого они избирают своими представителями. Эти добрые, отзывчивые мужчины и женщины принимают приглашения выступить в «Любых вопросах» и тем самым впитать в себя, точно губки, ненависть, которая в противном случае выплеснулась бы на улицы. Мы знаем, кто они, эти люди, мы щедро платим им за их жертвенность. И если мы решимся заменить их людьми заурядными, последствия, боюсь, могут оказаться плачевными. Знаю по себе: если я, проезжая по Кембриджу в моем «Вулзли», вдруг услышу, как некий законовед или домохозяйка разглагольствуют об устроении нравственности или единстве семьи, то почти наверняка поворочу на тротуар и передавлю не меньше дюжины подвернувшихся под мои колеса единых семей.
Нет-нет, это слишком опасно. Предоставим маньякам по-прежнему строчить письма, а разглагольствуют пусть люди публичные. Теперь же я должен возвратить вас в Лондон и отдать в руки публичного маньяка. Недвина.
Трефузис заезжает на север
В то время, когда состоялась эта передача, «разрыв между севером и югом» страны был притчей во языцех. Побывавший на севере Трефузис размышляет о нем.
Привет. Как вы заметили, я сказал «привет», а не «с добрым утром», — это юный Алистер Кук [58] посоветовал мне поступить именно так, поскольку, имея дело с Би-Би-Си, ты знать не знаешь, когда состоится повтор передачи. «Всемирная служба» может, к примеру, решить транслировать ее в Зимбабве вечером, а в Малайю среди ночи. Мы, работники радио, должны постоянно помнить об этом и потому говорим «привет». И заметьте, я не сказал «всеобщий привет», поскольку вполне возможно, хоть и маловероятно, что слушают меня далеко не все. Как не сказал и «привет вам, возлюбленные мои», — мало ли что, вдруг кто-то из вас слушает меня, ведя при этом машину, и слетит, заслышав столь бесстыдно интимное приветствие, с дороги. И потому — просто «привет».
58
Алистер Кук (1908–2004), родившийся в Британии и до 1937 года работавший на Би-Би-Си американский журналист.
Сегодня я хочу поговорить с вами на тему решительным образом иллюзорную, обсудить нечто такое, чего попросту не существует. В качестве приглашенного лектора-соссюрианца я посетил университет города… э-э… ну хорошо, обойдемся без названия, скажем так: один из университетов Северного Йоркшира, — что позволило мне побывать на этой неделе в большом северном городе и рассказать его обитателям о диалектах острова Маврикий и их связи с меланезийскими языками глухонемых. Надо сказать, что раньше я севернее Кингс-Линна не заезжал и потому пустился в дорогу не без некоторых опасений. Я решил провести на севере несколько дней и посетить Лидс, Брэдфорд, Барнсли, я даже отважился пересечь Пенинские горы и заглянуть в Манчестер с Ливерпулем. Одно я знал наверняка: никакого «разрыва между севером и югом» не существует. Мне об этом и «Дейли Телеграф» говорила, и «Мейл» с «Экспрессом». Не существует и все тут. Поэтому я могу счесть лишь случайным совпадением то обстоятельство, что северные города выставляют напоказ ряды за рядами заколоченных досками магазинов и улицы, отмеченные не суматохой преуспеяния, но углами, на которых мрачно переминаются с ноги на ногу местные жители, коим совершенно нечем заняться. Совпадением является то, что Север дышит бедностью, заброшенностью и отчаянием в то время, как столь многие города Юга источают комфорт, процветание и уверенность в будущем. Равно как является совпадением и то, что, когда группа учеников Итона посетила на днях Ньюкасл, каковое посещение входило в программу их курса истории общества и городов, репортаж об этом визите стал на местном телевидении едва ли не главной вечерней новостью. Я человек не скептический, однако в дальнейшем намереваюсь читать «Телеграф», которую упорно выписывают распорядители профессорской комнаты моего колледжа, с несколько большей осторожностью.
Следует ли мне, окинувшему Север взглядом столь недолгим, проповедовать сентиментальное к нему отношение? Обнаружил ли я, что люди там более добры, дружелюбны, просты, прямы, сильны и честны? Рад сообщить вам, что нет, не обнаружил. Некоторые из них оказались предрасположенными к дружелюбию, другие — предрасположенными к тому, чтобы провожать меня взглядами глубочайшей ненависти, от которых только что не плавились стекла моих очков. По большей их части северяне производили на меня впечатление людей, ничем от всех прочих не отличающихся. Другие производили на меня нападения с причинением телесных повреждений. Но ведь они всего только люди, и могу ли я винить их за это? Странноватый, склонный к многословию старик слонялся без дела по их улицам, и его твид, походка, сама сутулость его просто-напросто вопияли о вековой привилегированности южан — должно быть, это зрелище представлялось им решительно невыносимым.
Север показался мне похожим на ресторанную кухню, в которой все еще пользуются угольными плитами и ледниками и которая пытается при этом тягаться с кухней, оборудованной микроволновыми печками и морозильниками. Я видел там на одной из автодорог самую настоящую кузницу. Юг Британии доказывает, что можно заработать состояние, делая деньги и предлагая услуги, север же все еще пытается делать вещи, которые можно подержать в руках. Однако наш южный дворец построен на песке, а их жилище, куда более убогое, возведено на крепком камне. И заброшенность его представляется мне неподдельной, а наше процветание — иллюзорным. Впрочем, назначение политики и состояло всегда в том, чтобы не давать воли всяким там фантазиям.
А чего это он, собственно, разболтался о Севере и Юге, спросите вы? Мало, что ли, мы платим политикам и журналистам, чтобы они кормили нас удобоваримым, благовидным враньем, зачем нам старые уроды, вроде обормота Трефузиса, норовящего нагрузить нас новыми проблемами? Что же, наверное, вы правы, и потому я вас оставляю.
Глядя в мое окно, я вижу, как ветер хлещет по воде Кема, поднимая мелкие волны, норовящие подняться вверх по течению, что несет веточки, которые все тот же ветер отломал, совершая извилистый путь свой, от родительских древес, и думаю, что, возможно, и мы — такие же веточки, отодранные от огромного, породившего всех нас дуба, поскакивающие и ныряющие, пока поток наших нужд и надежд несет нас к океану очевидности. А затем меня посещает мысль о том, что я старый, глупый человек, которому давно уже следовало бы образумиться. Если вас не было с нами, спокойной ночи.
Снова леди Сбрендинг
ГОЛОС: Стивен Фрай отправился в Норфолк, в Истуолд-хаус, чтобы навестить леди Розину Сбрендинг, вдовую графиню Брэндистонскую.
Надеюсь, вы не против того, что мы устроились именно здесь, в моем возрасте начинаешь проникаться привязанностью к сквознякам. Я знаю, люди молодые ужасно чувствительны к холоду, а мне он, скорее, по душе. Вот и прекрасно. Да, она очень мила, не правда ли? Хотя, вообще-то, подушкой я бы ее называть не стала, у нее и ей подобных есть название более распространенное — пекинесы. Нет-нет, ничего, она уже совсем старенькая, вы просто бросьте ее в огонь, хорошо?
Приемы? Не понимаю, почему вам всегда так хочется разговаривать о приемах. Ладно, постараюсь что-нибудь припомнить. А! Видите вон ту фотографию… там, на столике рядом со скейтбордом? Ноэл Кауард. Я общалась с ним не очень часто, он был немного… то, что мы называли «немного Стрэйчи [59] » — такое у нас было в ходу кодовое словечко. Однако я любила его, о да, очень любила. Помню, однажды в Париже — мой муж, Клод, был там связан с английским посольством, ну, вернее сказать, с английским послом Рупертом Давенантом, с ним тогда все состояли в связи. Так вот, мы устроили прием в нашем доме, он находился неподалеку от моста Мирабо. Пришли Ноэл, Кристиан Диор, Бонавита Шанель, Пабло и Рози Казальсы, — собственно, как заметил Ф. Э. Смит, там собралось слишком много светил и недостаточно ночных бабочек. Был еще Молотов из русского посольства, — ну, вы его знаете, — а также Эрик Сати и Жан Кокто. Жана и Молотова как раз перед этим выставили из «Максима», они там изображали на пару Эдварда Г. Робинсона [60] и очень расстраивали посетителей, ну я и спросила Ноэла — разве это не бесчинство? «Какое же тут бесчинство, Розита, — ответил он этим его, ну вы знаете, тоном, — их всего лишь попросили уйти, а когда начинаются бесчинства, Молотовым-Кокто швыряются». Конечно, я так и покатилась со смеху. Уж больно смешно у него получилось, вы же понимаете. Помню еще один прием, который я устроила в моем доме на Дерем-сквер — пришла королева Мария и датская королева Дагмара, еще были Ноэл, и Голсуорси Лоус Дикинсон, [61] и Ф. Э. Смит, и Гай Берджесс, [62] и королева Цацики Греческая. «Вы только посмотрите на себя, Розина, — сказал Ноэл тем же его, ну вы знаете, тоном. — Королева общества в обществе королев». Все очень смеялись, просто визжали, уверяю вас. Да, конечно, возьмите сахар… М-м, я бы на вашем месте воспользовалась пальцами, эти каминные щипцы несколько грязноваты. Что? А, это — это этюд с обнаженной натуры, мне позировал для него Брайан Клоуз, крикетир, игравший за Йоркшир и Англию. У меня запасено несколько сотен копий этой картинки. Видите ли, ко мне иногда скауты заскакивают, вот я и показываю им ее — в воспитательных целях.
59
Отсылка к Литтону Стрэйчи (1880–1932), английскому писателю и критику, одному из создателей жанра психологической биографии.
60
Эдвард Голденберг Робинсон (1893–1973), американский актер, игравший по преимуществу гангстеров.
61
Голсуорси Лоус Дикинсон (1862–1932), английский историк и политический деятель, один из создателей Лиги Наций.
62
Гай Берджесс (1911–1963), знаменитый советский разведчик, работавший в английской военной разведке и в министерстве иностранных дел, участник так называемой «кембриджской пятерки».