Радиоэлектронный шпионаж
Шрифт:
Наименее вероятным источником такой информации мог служить германский шпионаж. Шпионские ведомства Германии не могли вскрывать шифры английской дипломатической почты и не имели своих агентов в Форин Офис, которым были бы доступны открытые тексты шифртелеграмм. Неожиданное получение доступа к дип-почте Англии в апреле 1939 года и столь же внезапное прекращение поступления информации за неделю до заключения германо-советского пакта, а также имевшиеся упущения и искажения в перехваченных телеграммах становятся вполне понятными, если предположить, что фальсифицированные телеграммы были подброшены КГБ в германское посольство в Лондоне с целью ускорить переговоры по двухстороннему пакту. Они могли
Таким образом, главным успехом в работе советской разведки против Англии в 30-е годы явилась вербовка двух шифровальщиков — Олдхэма и Кинга, а также пары молодых дипломатов — Маклина и Кернкросса. Переданные ими документы были безусловно важны, кроме всего прочего, и тем, что помогали советским криптоаналитикам в их работе над английскими шифрами. Все четыре агента КГБ в Форин Офис регулярно переправляли в Москву содержание английских дипломатических телеграмм. Их потом можно было сравнить с шифрованными вариантами, что являлось важным подспорьем во вскрытии шифров. У всех четверых была также возможность поставлять в КГБ разведданные, касавшиеся шифрсистем Форин Офис.
ЗОРГЕ И РАДИОРАЗВЕДКА
В начале 30-х годов техника внедрения агентов, разработанная КГБ в предыдущее десятилетие для борьбы с белогвардейской эмиграцией, была приспособлена для проникновения в аппарат иностранных правительств и военных служб. Самым удачливым агентом стал Рихард Зорге. Но во всех советских панегириках Зорге содержалось по крайней мере одно преднамеренное искажение: славословия в его адрес использовались не только, чтобы почтить память выдающегося разведчика, но и чтобы скрыть успехи советской радиоразведки, формы сбора разведданных, о которой очень редко вспоминали в Советском Союзе.
В 30-е годы перехват был для СССР значительно более важным источником информации о Японии, чем донесения Зорге. Так, в перехваченной и прочитанной шифрте-леграмме, направленной японским военным атташе в Москве подполковником Касахарой в генеральный штаб за полгода до событий в Маньчжурии и за два года до прибытия Зорге в Токио, говорилось: «Рано или поздно [Японии] неизбежно придется столкнуться с СССР. […] Чем скорее начнется советско-японская война, тем лучше для нас. Мы должны понимать, что с каждым днем ситуация становится все более выгодной для СССР. Если говорить коротко, то я надеюсь, что [японские] власти примут решение о проведении быстрой войны с Советским Союзом и начнут воплощать в жизнь соответствующую политику».
Неудивительно, что в Москве опасались, как бы события в Маньчжурии не стали прелюдией к нападению на Советский Союз, к: которому призывал Касахара. Еще большую тревогу вызвали слова Хироты, посла Японии в СССР, сказанные им в беседе с находившимся с визитом в Москве японским генералом и процитированные в другой прочитанной японской шифртелеграмме: «Отложив в сторону вопрос о том, стоит или нет воевать с Советским Союзом, можно сказать, что имеется необходимость проводить жесткую политику по отношению к Советскому Союзу с намерением начать войну с СССР в любой момент. Целью [ее], однако, должна быть не защита от коммунизма, а скорее оккупация Восточной Сибири».
Москва встревожилась настолько, что в марте 1932 года сделала весьма примечательное официальное заявление: «В наших руках находятся документы, написанные официальными лицами, представляющими самые верхние слои военных кругов Японии, и содержащие планы нападения на СССР и захвата его территории». Что было еще более примечательно, газета «Известия» поместила дешифрованные места из перехваченных японских шифртелеграмм, в которых содержались предложение Касахары провести «быструю войну» и призыв Хироты к оккупации Восточной Сибири. Готовность опубликовать эти сведения объяснялась тем, что Японии стало известно, что ее дипломатические шифры рассекречены. В 1931 году американский криптоаналитик Ярдли опубликовал сенсационные мемуары, в которых рассказал, как дешифровальная служба США читала дипломатическую шифрпереписку Японии. Последовал международный скандал, министр иностранных дел Японии публично выступил с обвинениями в адрес Соединенных Штатов.
Еще одним крупным успехом радиоразведки СССР в середине 30-х годов стало получение доступа к содержанию продолжительных переговоров министра иностранных дел Германии Риббентропа с японским военным атташе (впоследствии послом Японии) генералом Осимой. Эти переговоры закончились подписанием германо-японского пакта, о чем официально было объявлено 25 ноября 1935 года. Немецкое посольство в Токио, посвящавшее Зорге в большую часть своих секретов, имело лишь отдаленное представление о ходе переговоров. А благодаря радиоразведке Москва получала значительно более полную и оперативную информацию.
В 1935 году нелегальная резидентура советской разведки в Голландии завербовала камердинера крупного японского дипломата. Были получены слепки ключей от квартиры и сейфа японца. Однако открыть сейф долго не удавалось, поскольку в дополнение к обычному замку он был снабжен еще и номерным. Пришлось перепробовать свыше двадцати тысяч комбинаций. Прошло несколько месяцев, прежде чем удалось забраться в сейф и сфотографировать хранившиеся в нем шифры. Это позволило читать дипломатическую и военную шифрпереписку Японии не только в Голландии, но и в других странах.
Весной 1936 года агент советской разведки в Берлине, которого курировал Кривицкий, получил в свое распоряжение кодовую книгу японского посольства. «С тех пор, — похвалялся Кривицкий, — вся переписка между генералом Осимой и Токио регулярно проходила через наши руки». За помощь советской радиоразведке Кривицкого представили к награждению орденом Ленина, который он так и не получил, поскольку вскоре дезертировал с «невидимого фронта».
Кроме того, шифртелеграммы, которыми Токио обменивался со своим посольством в Москве, также дешифровывались советскими криптоаналитиками и служили дополнительным источником разведывательной информации о ходе германо-японских переговоров. А в 1938 году венская резидентура советской разведки завербовала японского дипломата, от которого за крупное вознаграждение были получены шифры посольства.
Все это позволило СССР постоянно быть в курсе планов и мероприятий правительства милитаристской Японии. Уже через три дня после опубликования германо-японского пакта нарком иностранных дел Литвинов публично объявил в Москве о существовании секретного договора, который не был напечатан и выработке которого были посвящены пятнадцать месяцев переговоров между японским военным атташе и немецким министром иностранных дел. В своем выступлении Литвинов не назвал источника информации о секретном договоре. Однако в речи наркома содержался любопытный пример из области оригинального криптоаналитического исследования текста пакта: «Неудивительно, что многие считают, что германо-японское соглашение было написано специальным кодом, в котором слово «антикоммунизм» означало совершенно иное, чем словарное значение этого слова, и что люди расшифровывают этот код разными способами».