Радиоэлектронный шпионаж
Шрифт:
ПОЧЕМ НЫНЧЕ КРАДЕНЫЕ ШИФРЫ?
С 1937-го по 1939 год пришла очередь СССР стать жертвой серии криптографических ограблений. Сначала был выкраден код, применявшийся для переписки между Москвой и министерством национальной обороны испанских республиканцев, которые получали помощь СССР в борьбе против Франко. Затем начальник Дальневосточного управления КГБ комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Самойлович Люшков во время проведения инспекции одного из участков советско-маньчжурской границы перешел к японцам и передал им подробные сведения об организации секретной связи в приграничном районе.
Это постоянное воровство друг у друга шифрматериалов в конце концов чуть не привело к нелепому судебному процессу, который мог состояться в 1939 году. Двое русских эмигрантов, супруги Азаровы, тайно вывезли из Советского Союза, как потом ими было заявлено, «кодовую книгу секретного характера, содержащую действующий в Советском Союзе код, предусмотренный для обмена шифрперепиской». Их вещи, в том числе и вышеупомянутая кодовая книга, были доставлены на борт грузового судна «Балтабор», а затем выгружены в Риге, в результате чего все имущество было утеряно. Азаровы предъявили пароходной компании судебный иск на пятьсот одиннадцать тысяч девятьсот долларов, при этом одиннадцать тысяч девятьсот — за утерянное личное имущество, а полмиллиона — за код, что, как сказал Азаров, «точно соответствовало стоимости кодовой книги на мировом рынке во время ее пропажи». Это дело было улажено без суда, и никто так и не узнал, какая сумма была выплачена Азаровым в порядке возмещения стоимости практически не поддающейся оценке книги.
Советская деятельность на поприще прикладного криптоанализа не ограничивалась только добыванием любыми способами шифров и ключей к ним. Разведка СССР была заинтересована также в получении открытых текстов, помогающих криптоаналитикам вскрывать шифры. Известна история с документами, которые, как заявил бывший американский коммунист Уиттейкер Чэмберс, были вручены ему одним завербованным советской разведкой агентом для передачи в Москву. И хотя дальше рук Чэмберса документы не ушли, они составляли, скорее всего, лишь часть большого числа сфотографированных этим агентом телеграмм. Среди них была, например, телеграмма американского посольства в Париже, Датированная 13 января 1938 года и имевшая отметку: «Строго конфиденциально. Лично государственному секретарю». Некоторые из телеграмм были в свое время переданы открытым текстом, остальные же, по заявлению помощника госсекретаря США Уэллеса, «возможно, были отправлены с использованием одного из наиболее секретных кодов, бывших тогда в употреблении». Когда Уэллеса спросили, а не является ли наличие открытого текста и соответствующего ему шифрованного необходимыми подсобными материалами для вскрытия шифра, он ответил: «По-моему, именно так».
НА СУШЕ И НА МОРЕ, В ВОЗДУХЕ И В ЭФИРЕ
Установление полицейского государства, запрещение Коммунистической партии Германии, растущая поддержка немецким народом диктатуры Гитлера, а также целый ряд перебежчиков из числа подпольщиков к середине 30-х годов развалили советскую разведывательную сеть в Германии. Уничтожение этой сети причинило еще больший урон радиоразведке, так как Германия была единственной страной, высокосложные шифры которой так и не были вскрыты в объединенном подразделении КГБ и ГРУ. Ни один из ключей самого распространенного немецкого шифркода «Энигма» не был вскрыт советскими криптоаналитиками вплоть до немецкого вторжения на территорию СССР. Основные немецкие дипломатические шифры еще труднее поддавались вскрытию, чем «Энигма». В результате, обладая крупнейшей разведывательной сетью в мире, 22 июня 1941 года Советский Союз потерпел сокрушительное поражение. Это было поражение, прежде всего, его органов разведки. Хотя справедливости ради надо отметить, что провал явился следствием не только недостатка надежной информации о противнике, но и неправильного анализа и использования имевшихся разведданных.
На начальном этапе войны против СССР Гитлер считал, что германская армия победит еще до начала зимы и очень надеялся пожать руки японцам на Транссибирской магистрали. Риббентроп требовал от германского посольства в Токио убедить Японию нарушить договор о нейтралитете с Советским Союзом, заключенный буквально за три месяца до начала осуществления плана «Барбаросса». Разведданные о намерениях Японии, приходившие от группы Зорге после нападения Германии на СССР, не были единственными. Кое-что одновременно поступало из дешифрованных японских дипломатических шифртелеграмм (была вскрыта «пурпурная» шифрсистема). Пожалуй, именно благодаря этому подтверждению его сообщений Зорге и завоевал полное доверие Москвы. Информация, свидетельствовавшая о намерениях Японии, продолжала приходить и после ареста Зорге. В шифртелеграмме, отправленной 27 ноября 1941 года из Токио в посольство в Берлине, говорилось: «Необходимо встретиться с Гитлером и тайно разъяснить ему нашу позицию в отношении Соединенных Штатов. […] Объясните Гитлеру, что основные усилия Японии будут сконцентрированы на юге [против США и Англии] и что мы предполагаем воздержаться от серьезных действий на севере [против СССР]». Сведения о военных планах Японии, добытые Зорге и криптоаналитиками КГБ, позволили советскому Верховному Главнокомандующему перебросить на германский фронт половину войск Дальневосточного округа. Они прибыли туда в самый критический момент Второй мировой войны, когда Гитлер начал наступление на Москву, названное им «последней решающей битвой». Одной из причин улучшения работы советской радиоразведки против Германии весной 1943 года стало совершенствование перехвата. С самого начала войны криптоаналитики КГБ и ГРУ бились над вскрытием «Энигмы». Информация, полученная от Филби, Лонга и Кернкросса, имела для них небольшое практическое значение. Но сам факт, что англичанам она доставалась благодаря чтению немецкой шифрпереписки, вселял в советских криптоаналитиков надежду, что и им удастся добиться того же. Однако все понимали, что это была чрезвычайно сложная задача. Немецкая армия, флот, авиация — все пользовались шифрмашинами «Энигма» и применяли разные ключи для разных целей в разных местах и в разное время. Начиная с 1941 года в работе одновременно находилось не менее пятидесяти различных ключей «Энигмы», причем все они ежедневно менялись.
17 января 1943 года, еще до разгрома под Сталинградом, управление связи вермахта пришло к выводу о вскрытии «Энигмы» советскими криптоаналитиками. Захват шифрмашин, ключей к ним и связистов-шифровальщиков позволял радиоразведке СССР читать шифрперехват из некоторых немецких линий связи. Сталинградская битва предоставила дополнительные возможности для развития советского прикладного криптоанализа. В распоряжении окруженных под Сталинградом немецких войск было, как минимум, двадцать шесть шифровальных машин «Энигма», а в условиях окружения многие из них уничтожить было просто невозможно. Вместе с ними в руки Красной Армии, вероятно, попали и некоторые ключевые установки. Не менее важным оказалось и то, что среди почти ста тысяч захваченных под Сталинградом военнопленных были и связисты, и шифровальщики, и наверняка не все из них смогли противостоять настойчивым предложениям помочь советской радиоразведке. Отдавая должное достижениям советской радиоразведки, в решении конференции офицеров связи в 1943 году немцы записали: «Запрещается каким-либо образом выделять передаваемые по радиосвязи послания Гитлера». Однако при наличии блестящих специалистов-криптографов КГБ и ГРУ явно не хватало своих «бомб» и «колоссов», которые имелись в распоряжении их коллег из ЦПС.
Весной 1943 года советские дешифровальные службы нанесли свой главный удар не по вершинам, а по основам немецкого шифровального искусства. Они занялись вскрытием ручных шифров противника, а не «Энигмой» и «Тритоном». В конце 1942 года советская Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение о создании радиобатальонов специального назначения. Историки СССР, не решаясь нарушить запрет, наложенный на тему радиоразведки, рассказывали о роли этих батальонов в создании радиопомех и в операциях по дезинформации, но «забывали» упомянуть, что на каждый радиобатальон специального назначения приходилось от восемнадцати до двадцати приемников для перехвата и четыре пеленгатора. Хотя формирование радиобатальонов специального назначения началось уже в конце Сталинградской битвы, значительно больший вклад они внесли позже, во время Курской битвы. Их успеху способствовала низкая радиодисциплина немецких связистов.
ДЕМЬЯНОВ, ОН ЖЕ МАКС, ОН ЖЕ ГЕЙНЕ
В 1942 году КГБ удалось наладить непродолжительное, но очень продуктивное сотрудничество с одним из руководителей шифровальной службы Абвера полковником Шмитом. До своего разоблачения он успел передать в Москву ряд ценных материалов, полученных Абвером из советской столицы от осведомителя по кличке Макс.
Шмит был связан и с англичанами. Через него те получили расшифровку ряда сообщений Макса, которые абверовцы оформляли в качестве ориентировок для штаба вермахта. В апреле 1943 года в Москву через миссию советской разведки в Лондоне поступило переданное англичанами в сильно сокращенном виде изложение одного из сообщений Макса в Берлин, якобы перехваченное агентами Англии в Германии. В действительности же источником этой информации был английский радиошпионаж.
Когда завершилась Вторая мировая война, в Германии появились розыскные группы англо-американских союзников для «отлова» сотрудников немецких шпионских спецслужб. Делалось это исключительно из стремления перевербовать немецкую агентуру для борьбы против нового противника — СССР. Особенно рьяно американские и английские офицеры искали легендарного немецкого осведомителя по кличке Макс. По их сведениям, донесения Макса стали поступать в Абвер из Москвы в 1942 году по радио. Сведения касались важнейших решений Ставки Верховного Главнокомандования и суждений крупных советских военачальников. Информация Макса ценилась в Германии настолько высоко, что многие высшие военные Нины не принимали никаких решений, пока не получали от Абвера донесения Макса. Он был для них единственным источником данных стратегической важности.
Под кличкой Макс немцам был известен Александр Петрович Демьянов. Его отец, офицер царской армии, умер от ран в 1915 году. Мать пользовалась широкой популярностью в дворянских кругах Петербурга. В 1929 году Александр был арестован КГБ по ложному доносу. Дело против него прекратили при условии добровольного сотрудничества с органами в целях — как ему объяснили — предотвращения диверсий и шпионажа со стороны известных его семье деятелей белой эмиграции. О Демьянове вспомнили в июле 1941 года, когда советская разведка искала кандидатуру на роль члена мифической антисоветской группы, которого затем планировалось «подставить» немцам. Операции было дано кодовое наименование «Монастырь».