Радиомозг
Шрифт:
Завод пыхтел и звенел, работа в нем шла полным ходом. Над кочегаркой из тонкой трубы звонко высвистывал вырывавшийся пар. Голуби кружились над заводом в лучах раннего солнца.
Мишутка почти подошел к заводу. Рядом в роще громко чирикнула пичужка, так голосисто и музыкально, что Мишутка на секунду замедлил шаг. И тут наискось за рощей он увидал дачу, где вчера видел последний раз Дуню. Словно внезапное озарение сошло на него.
Он снял кепку и помахал ею себе в лицо. Ему стало жарко и не по себе. И тут же, не помня себя, перескакивая
Вот и знакомая изгородь, вот и калиточка. Только несколько часов тому назад Дуня смотрела ему в глаза и говорила.
Сердце Мишутки переполнилось горечью и страхом потерять Дуню навсегда. Теперь он понял, как любят они друг друга, и какой ужас, если…
– Профессора мне, - твердо сказал Мишутка отворившей Глафире.
– Я не знаю… Он только что встал… И сейчас кушает кофе, - смущенно ответила та.
Мишутка отпихнул Глафиру и прошел через коридорчик в большую комнату. На пороге он споткнулся о какой-то предмет, глянул на пол, быстро нагнулся и поднял с полу небольшую головную гребеночку.
Профессор Толье сидел за маленьким столиком и держал в руках стакан с кофе и кусок хлеба, намазанный маслом.
– Где Дуня?
– подошел к нему Мишутка.
Профессор медленно поставил стакан на столик и положил кусок хлеба на маленькую тарелочку. Так же медленно приподнял напухшие, как от бессонной ночи, веки на Мишутку и раскрыл рот.
– Я не люблю, когда сумасшедшие люди врываются ко мне в дом.
– Она у вас… Здесь. Я знаю!
– Мишутка чувствовал, что говорит не то, и терял спокойствие, с которым вошел сюда.
– Кто много знает, тот мало говорит, - опять раскрыл рот профессор.
– Я не знаю, о ком вы говорите.
– А это вы знаете?
– вдруг взревел Мишутка и сунул в нос профессору только что найденную гребеночку.
– Это гребеночка товарища Дуни Роговой. Как эта гребеночка очутилась у вас? Вчера товарищ Рогова дожидалась меня около дачи. Я вышел к ней, и она внезапно исчезает, словно проваливается сквозь землю… Я спрашиваю, вас, что вы знаете по этому делу?
Профессор усмехнулся:
– Минуту тому назад вы говорили, что «знаете». Теперь вы спрашиваете меня, что знаю я? Я ничего не знаю.
Мишутка потерял спокойствие окончательно.
– Мы оба с вами кое-что знаем… Семьдесят четыре градуса, направление на Париж, небывало короткие волны, музыкальные сигналы. Что это, черт возьми?
– Мишутка шарил в кармане, нащупывая кастет.
– Говорите!
– возвысил он голос до крика.
– За коим дьяволом вы прячетесь по вечерам в зеркальный шкаф?
Профессор привстал и спокойно позвонил в маленький колокольчик.
– Глафа, будьте добры разбудить Илону, а сами кликните кого-нибудь из случайных прохожих. Этот молодой человек явно ненормален.
– Что?
– крикнул Мишутка.
Но профессор положил ему руку на плечо.
– Успокойтесь.
–
– кричал Мишутка.
– Пожалуйста.
Профессор сделал рукой приглашающий жест. Мишутка прыгнул в маленький кабинет профессора. В зеркале шкафа отражался письменный стол, окно и далеко видная луговина.
– Пожалуйста, - повторил профессор и взялся за ручку дверцы.
– Отец, - раздалось в большой комнате.
Профессор отшатнулся от шкафа и выглянул в дверь. Мишутка глянул тоже. У маленького столика, опираясь на него концами тонких рук, стояла Илона. Она произносила только одно слово, жалобно и со стоном:
– Отец… Отец…
– Илона… Что с вами?
– подбежал к ней Мишутка.
Она подняла на него матовое бледное лицо.
– А? Что?
– И опустилась на стул, закрыв лицо руками. Застонала: - Отец… Не надо.
Профессор обнял дочь за плечи и строго взглянул на Мишутку.
– Вы ищете пропавшего товарища?
Глаза профессора светились тонким голубым пламенем, вонзались прямо в Мишутку, и он почувствовал, что цепенеет, и спокойствие, странное и легкое, овладевает им.
– Я ищу товарища и невесту, профессор.
И больше ничего не помнил Мишутка. Мелькнуло лицо профессора, застонала Илона. Как будто тихим голосом позвала Дуня:
– Ко мне, товарищ…
Мишутка очнулся. Он идет по городской улице. Какая-то сила в мозгу, бившаяся назойливой неотвязной мыслью, тянула его к Центральной больнице. Словно кто чужой влез к нему в голову и управлял движениями его рук и ног.
Мишутка подошел к больнице и потянул на себя тяжелую дверь, на которой висела беленькая вывесочка:
«Приемный покой».
XX. ПЕРЕДАЧА МЫСЛЕЙ НА РАССТОЯНИИ
– Какое это вы стихотворение тогда декламировали у меня, инженер?
– спросил Гэза доктор Tax, внося в лабораторию чемодан и завернутый экран.
– А, здравствуйте… Это стихи немецкого рабочего Вальтера, моего старого друга и товарища. Он сейчас работает на оптической фабрике Лейтца и не забывает меня. Пишет стихи… Это мой перевод на русский язык. Несколько строк из его поэмы «Грядущее».
Гэз запер дверь и сам спросил Таха:
– Ну, как дело с расшифровкой музыкальных сигналов?
– Сегодня я считаю решительным вечером. Кое-какие соображения у меня есть. Опыт должен их подтвердить или отвергнуть, - сказал Tax.
– А что с вашим помощником, товарищем Зубовым? Вы мне звонили, но я не понял…
– Он не был нынче на заводе. Я посылал к нему на дом. Сказали, что он ушел. Разыскивает одну нашу работницу, Рогову… Это его любовь, всем на заводе известно. И вот, говорят, Рогова пропала. Конечно, моему Михаилу Лукичу не до завода. Хотя я его буду ругать. Ведь это конфликт между личным и общественным, между любовью и заводской работой. Мы с ним поспорим.