Радость и страх
Шрифт:
Табита медленно сходит вниз. В прихожей стоит лысый мужчина, сутулый, в огромной поношенной шинели. Потом она слышит голос Гарри: - Здорово, сестричка, или не узнала?
Ему приятно, что Табита как сумасшедшая бросилась ему на шею, крепко обняла и разрыдалась. Он не знает, что заменил собой бога.
– Ах, Гарри, как ты вовремя, это просто чудо.
Он ласково целует ее.
– Я узнал твой адрес у поверенного.
– И спрашивает с детским любопытством: - К тебе можно? Путь свободен?
– Конечно. Кому у меня быть?
–
– Он медленно входит в квартируй обозревает крошечную гостиную Табиты с неуверенной улыбкой первооткрывателя, обследующего интересный, но опасный уголок земли.
Табита тем временем с родственным участием разглядывает брата, которого не видела двенадцать лет. Он страшно изменился, стал толстый, лысый, с бычьей шеей. Она замечает все - нечищенную, поношенную шинель, желтые зубы, застоявшийся запах табака. Но и эти признаки времени, пренебрежения к себе вызывают у нее нежность. "Какой он добрый, - думает она.
– Это сразу видно, даже по тому, как он держится".
Он смотрит на нее все с тем же наивным любопытством: - Ну как ты, Тибби? Изменилась, да, похорошела. Но у тебя-то особенных забот не было. И сообщает ей, что Эдит скончалась. Уже год прошел, неужели Табита не знала? Он, видно, считает, что о смерти его жены должны знать все. Настоящая трагедия. Совершенно нетипичная форма рака. Редчайший случай. Для него это был страшный удар, и о жене он говорит так, точно только что похоронил ее, - жалобно, со слезами в голосе. А потом и лицо и голос снова меняются.
– Но я тебе небось наскучил?
– И опять поглядывает на нее с улыбкой. Да, можно понять, что в тебе нашли все эти умные люди.
– Он смеется, как мальчишка-переросток.
– Вон какая у меня сестричка. Кто бы мог подумать. Я перед тобой совсем шлюпик, честное слово. Но и то сказать, у тебя хватило храбрости вырваться на волю, поступить как хотелось.
– Что ты, Гарри, это-то мне ни разу не удалось.
Гарри, будто и не слышал, сетует на свою судьбу. Для этого он, скорее всего, и явился.
– А я-то, я-то! Разве это жизнь?
– Но ты так успешно работал. И папину практику возродил почти на пустом месте.
Гарри опускается в кресло, и уже кажется, что человека нет, что это всего лишь печальный узел грубого старого платья.
– Ну да, работать я работал, но ради чего? Засосала меня рутина, Тибби, отстал я от жизни.
– И вдруг спрашивает Табиту, не согласилась бы она у него похозяйничать. Приезжай, Тибби, не дай нам пропасть. Я понимаю, после твоей веселой жизни тебе это вряд ли улыбается. Но знаешь, сейчас даже в Фруд-Грине стало получше. У нас теперь есть кинематограф, ходят новые омнибусы. Ты хоть попробуй. Если покажется слишком уж скучно, так и скажи, я пойму.
– Но, Гарри, я бы с радостью. Ты и не представляешь себе, как мне хочется пожить спокойно. Я ведь должна думать об образовании Джонни, для него это так важно.
– Джонни, Джонни?
– В школе. Но с будущей недели у него каникулы.
– С будущей недели...
– Вид у Гарри растерянный.
– Где же его поместить?
– О, Джонни где угодно поместится. Хоть в твоей прежней детской.
– Там теперь Тимоти.
– И правда.
– Табита, чуть не признавшись, что забыла про старшего племянника Тимоти, вовремя прикусила язык.
– А Эллис в ночной детской, с няней.
– Но, поймав на себе взгляд Табиты, полный тревожного недоумения, он бодро восклицает: - Ничего, устроимся. Главное, чтобы ты согласилась, Тибби. Ты когда приедешь? Давай прямо сегодня. Тряхнем стариной.
Он обнимает Табиту за плечи рукой в толстом рукаве, огромной и тяжелой, как передняя нога слона.
– Славное было время, - подхватывает Табита, радуясь этой тяжести. Хорошо нам жилось.
– Мы с тобой всегда ладили, - ликует Гарри.
– А твоих пациентов это не смутит? О процессе, вероятно, все читали.
– Да ну их, пациентов. Пусть говорят.
50
Гарри, уже давно признанный лучшим врачом Фруд-Грина, и в самом деле не балует своих пациентов. Он ругает их прямо в глаза; Табита слышит, как он, входя в приемную, орет на какую-то невидимую страдалицу: "А, это вы, миссис Джонс? Опять явились? Хотите сменять старые внутренности на новые?"
Но пациентам это, видимо, нравится. Телефон, только что появившийся в Кедрах, звонит без устали. Гарри, повесив трубку, проклиная погоду, проклиная больных, проклиная день, когда он родился, натягивает свою необъятную шинель и вразвалку трусит к воротам.
– Увези меня куда-нибудь, - просит он Табиту, - сил моих больше нет.
Табита заказывает билеты в театр и ужин в ресторане. "Молодчага!" радуется Гарри. Она с детства не слышала этого слова.
Но в назначенный день он испуганно спрашивает: - Разве это на сегодня? Сегодня я должен заняться счетами.
– Займешься завтра.
– Но придет Клара, она всегда помогает мне со счетами.
– Клара?
– Табита с трудом припоминает ее.
– Ты мне про Клару не говорил.
– Это неважно, не обращай внимания.
Он и сам не обращает внимания на Клару. Живет она неизвестно где, а появляясь в Кедрах, возникает тот тут, то там, как привидение, потом столь же неожиданно исчезает. В сорок лет Клара настоящая уродина - большущий красный нос, глаза-пуговки. Держится она смиренно, как рабыня, и всегда чем-то занята. Она не только проверяет счета для Гарри, но еще водит гулять маленькую Эллис, бегает по лавкам, штопает. С годами в ней выработалась экспансивность, которая всех раздражает. Табиту она встречает ахами: "Вот и привелось опять свидеться!", над Гарри причитает: "Несчастный, на тебе лица нет, совсем заработался, разве так можно?" И Гарри жалуется Табите: "С ума сойти от ее кудахтанья".