Радость и страх
Шрифт:
– Давай я буду вести твою бухгалтерию.
– Ох нет, как бы Клара не обиделась.
Театр пришлось отложить, и другого дня не находится. У Гарри все время расписано по часам. Клара объясняет Табите: - Гарри у нас нарасхват.
– И сетует, стараясь пошире раскрыть свои узкие глазки (у Эдит это получалось внушительно, а у нее нелепо).
– Он не щадит себя ради пациентов. Право же, он заслужил, чтобы мы немножко оберегали его покой.
Последнее - камешек в огород Табиты, но та не отвечает, потому что терпеть не может Клару. Она жалуется брату: - Эта женщина шастает по всему дому. Можно подумать, что она
– Да, надоедлива она здорово. Она, по-моему, рассчитывала, что я возьму ее в экономки, но больно уж она суетлива.
– Хочешь, я ей намекну, что ее услуги не требуются?
– Ох нет, ради бога. Она очень обидчивая. Еще ворвется ко мне в кабинет да начнет рыдать, а мне ее утешать некогда. У меня и без того дел по горло... опять этот телефон, черт бы его побрал, и зачем только его изобрели.
– Он бросается к телефону и орет в трубку: - Да, да, вы же совершенно здоровы, ничего у вас нет... ну, может быть, перед чаем, если вам не жаль моего времени и своих денег.
У Гарри нет свободной минуты, в доме нет свободного уголка. Табита, выбирая комнату для Джонни, который должен приехать через два дня, наталкивается на серьезные препятствия, тем более что Тимоти уже приехал ж решил заняться в старой детской химическими опытами.
Тимоти - бледный, плотно сбитый мальчик - унаследовал худшие черты тетки и матери. Губы у него толстые, нос длинный, глаза маленькие.
Табита жалеет этого тихого некрасивого мальчика, и перед глазами у нее все время стоит Джонни, его тонкие черты: точеный нос с горбинкой, рот как у Байрона, слишком красивый для мальчика, румянец, обычный при слабых легких. Одарив Тимоти лучезарной улыбкой, она говорит: - Ты научи твоего двоюродного братца Джона, как делать опыты с газами.
Обдумав этот совет, Тимоти отвечает: - Мы, может быть, вместе прочтем лекцию.
– Прекрасная мысль. Джону не мешает заняться химией.
– Он будет спать у меня в комнате?
– Папа боится, что вы будете шуметь.
Но Тимоти так огорчен этим запретом, что Табита ставит в комнате вторую Кровать, чем приводит Гарри в отчаяние. Целый день он мрачно молчит, потом изрекает: - Они там черт-те чего натворят. Испортят всю мебель.
Табита, поглощенная ожиданием Джонни, пропускает его слова мимо ушей. Ее слегка тревожит другое - как бы Гарри, сравнив Джона с Тимоти, не стал ей завидовать. Впрочем, он никогда не был завистлив. Вот уж в чем его не упрекнешь.
Джон, как всегда, утаил, каким поездом приедет. Он любит появляться неожиданно. Табита, прождав напрасно час на станции, спешит домой, а он, оказывается, уже там, разглядывает приборы Тимоти.
– Джонни! Что же ты не дал знать, когда приедешь? И что у тебя с носом? (А нос красный и весь распух.)
– Да ничего особенного, мам, просто я занимался боксом.
– Но ты уверен, что нет перелома?
– Не приставай, мам.
– Из прибора выпала пробирка и разбилась.
– Что ты делаешь? Это же вещи Тимоти.
– А чего ты пристаешь? Это ты виновата.
Табита в ужасе пытается что-то починить, но тут входит Тимоти.
Мальчики уставились друг на друга, и Табита говорит: - Ну, поздоровайтесь, познакомьтесь.
– Они отворачиваются, и Джон выходит из комнаты. Тимоти, подойдя к столу, видит разбитую пробирку и, покраснев, говорит в ответ на извинения Табиты: - Это
Впору подумать, что это он виноват перед Табитой и перед Джоном. Потом он тоже исчезает. Но два часа спустя, разыскивая в саду Джона, чтобы позвать его пить чай, Табита видит, как Джон, а за ним и Тимоти крадучись убегают за угол сарая. К чаю ни тот, ни другой не являются, и с этого дня они неразлучны, или, вернее, Тимоти следует за Джоном как тень, кроме тех случаев, когда Джон высылает его вперед проверить, выдержит ли его тяжесть жердочка, перекинутая через ручей, действительно ли в таком-то фруктовом саду есть злая собака. Тимоти смелый, порой до безрассудства, но ему, как всем честным тугодумам, не везет. Жердочка не ломается, но он поскользнулся и упал в воду; собака не лает, но, спасаясь от садовника, он разорвал курточку о гвоздь в заборе. И наконец в последний день каникул, когда Табита уже радуется, что все сошло так хорошо, Тимоти изловили в пустом доме, а Джон, первым забравшийся в этот дом, успел юркнуть в чулан и спокойно там отсиделся.
Полицейский, старый знакомец Гарри, доставляет Тимоти домой. Гарри отчитывает сына, но предмет его ярости - Джон. Он жалуется Табите: - Нет у меня времени на них, я занят. Ты бы последила за мальчишкой, он у тебя совсем от рук отбился.
И Клара туда же, ябедничает на дурное влияние Джона - он научил Эллис нехорошим словам, например "черт подери".
Табита бежит к Гарри.
– Ты понимаешь, что эта особа пытается меня выжить?
– Сами разбирайтесь в ваших женских дрязгах, мне некогда.
– И Гарри, безнадежно махнув рукой, уходит принимать больных.
Табита в страхе думает: "Надо быть поосторожней. Так недолго и рассориться".
Целую неделю она тише воды ниже травы. А потом как-то вечером, когда Гарри сидит с трубкой у камина, заводит речь об образовании.
– Какой Тимоти прилежный. Он способнее Джона. Джону особенно нужно хорошее образование.
Гарри, вынув трубку изо рта, спрашивает: - В Ист-стрит не хочешь его отдать? Близко, удобно.
Ист-стрит - частная школа без пансиона тут же, в Фруд-Грине. Она занимает два обветшалых дома, и учителя там, говорят, неважные. Зато плата дешевая.
От гнева Табите изменяет такт.
– А Тимоти мне говорил, что ты отдашь его в Чилтон.
– Да, если наскребу денег.
– Выходит, Джона в Ист-стрит, а Тимоти в Чилтон?
Гарри вскочил с места. Он не на шутку рассержен, но больше от замешательства. Как человек справедливый и добрый, он ощущает всю трудность своего положения, в то время как Табита только негодует.
– Ты меня прости, но не могу же я дать образование всему Фруд-Грину. Сказал как отрезал и ушел к себе.
51
Табита негодует пуще прежнего. Умом она как будто и понимает доводы Гарри, но примириться с его позицией не может. "Почему у Тимоти шансы должны быть лучше, чем у Джона? Это безобразие, это ни на что не похоже". Ее трясет от бешенства, более того, от ужаса перед гнусностью жизни.
На следующий день она пишет Джобсону, но кафе уже продано, а больше он ничего не имеет ей предложить. Она надевает свой лучший костюм и едет к Гриллеру. Профессор, улыбаясь сквозь аккуратно подстриженные усы, уверяет, что был бы счастлив помочь. Но, увы, у него нет связей. Он советует обратиться к Мэнклоу или к Дьюпарку.