Радость жизни
Шрифт:
Его ждали целую неделю. Каждое утро от него приходило письмо о том, что отъезд опять откладывается еще на день.
Мать и Полина отправились встречать его в Вершмон. Встретившись на дороге, они расцеловались и пошли домой пешком по пыли; за ними ехала карета с вещами. На сей раз возвращение Лазара в лоно семьи было не столь радостным, как в прошлом году, когда он неожиданно явился победителем. Теперь Лазар провалился на июльском экзамене и негодовал на профессоров. Целый вечер он честил их на чем свет стоит, называл ослами, говорил, что они ему осточертели. На следующий день в присутствии Полины он швырнул свои книги на полку шкафа, заявив, что они ему не нужны, пропади они пропадом. Это внезапное отвращение к науке глубоко поразило девочку, особенно, когда Лазар принялся злобно издеваться над медициной, утверждая, что она не открыла даже средства от насморка. Однажды, когда Полина, отстаивая свою веру в науку, стала с юным жаром защищать медицину, Лазар так насмехался над ее наивным энтузиазмом, что вогнал девочку в краску. Впрочем, он не отказывался
Накануне отъезда Лазар так явно радовался своей разлуке с Бонвилем, что Полина разрыдалась.
— Ты меня разлюбил!
— Глупая! Что ж я, по-твоему, не должен думать о своем будущем? Большая девочка, а хнычешь, как маленькая!
Она снова овладела собой и улыбнулась.
— Занимайся хорошенько в этом году и возвращайся догмой довольный.
— О, стоит ли стараться! Их экзамены — просто чушь! Если я не выдержал, то потому, что сам не хотел… В этом году я наверстаю. Средств у меня мало, и я не могу сидеть сложа руки, хотя, по-моему, это единственное занятие, достойное умного человека.
В первых числах октября, как только Луиза вернулась в Кан, занятия Полины с теткой возобновились. Третий год обучения г-жа Шанто решила посвятить главным образом истории Франции, подвергнув ее строгой цензуре, и приспособленной для молодых девиц мифологии, которая была весьма полезным предметом, поскольку облегчала понимание картин в музеях. Но девочка была не так прилежна, как в прошлом году. Мозг ее как будто работал медленнее. За приготовлением уроков она часто засыпала с горящими щеками. После безумного приступа гнева против Вероники за то, что она ее не любит, Полина два дня пролежала в постели. Вскоре она почувствовала, что в ней совершаются какие-то пугающие перемены, что все ее тело медленно развивается, грудь округлилась, болезненно набухла и в самых сокровенных нежных складках появился первый пушок. По вечерам, ложась спать, Полина украдкой оглядывала себя и при этом испытывала такое замешательство, такое смущение, что скорей гасила свечу. Голос ее стал звучнее, и это казалось девочке некрасивым; она себе не нравилась и проводила дни в напряженном ожидании, томимая неясными предчувствиями и не решаясь ни с кем об этом заговорить.
Наконец под рождество г-жа Шанто встревожилась, заметив состояние Полины. Девочка жаловалась на сильные боли в пояснице, чувствовала ломоту во всем теле. Вскоре у нее появился озноб. Доктор Казэнов, который был в большой дружбе с Полиной, расспросил ее, затем пригласил г-жу Шанто в другую комнату и посоветовал ей предупредить племянницу: наступила половая зрелость. По словам доктора, ему не раз приходилось видеть, как девушки заболевали от страха при виде внезапно показавшейся крови. Тетка сперва возражала, находя такую предосторожность излишней и чувствуя отвращение к подобным разговорам. Согласно ее взглядам на воспитание, девушки должны оставаться в полном неведении относительно некоторых сложных явлений, пока не столкнутся с ними в жизни. Но доктор настаивал, и г-жа Шанто обещала поговорить с девочкой. Однако в этот вечер она так ничего и не сказала, а затем откладывала объяснение со дня на день. Полина не из пугливых, думала она, а многих девушек вовсе не предупреждают. Незачем заранее пускаться в обсуждение щекотливых вопросов; всегда будет время просто сказать Полине, что таков закон природы и со всеми так бывает.
Однажды утром, выйдя в коридор, г-жа Шанто услыхала жалобные стоны, доносившиеся из комнаты Полины. Она тотчас пошла к ней, крайне обеспокоенная. Сидя на кровати, откинув одеяло, девочка, бледная, перепуганная, во весь голос непрерывно звала тетку. Она с ужасом смотрела на свою кровать, не понимая, что произошло. Внезапное потрясение лишило ее обычного мужества.
— Ах, тетя! Ах, тетя!
Г-жа Шанто сразу все поняла.
— Ничего, дорогая моя, успокойся.
Но Полина, оцепенев от страха, словно раненная насмерть, не шевелилась, и слова тетки не дошли до ее сознания.
— Ах, тетя, я почувствовала, что я мокрая… Смотри, смотри, ведь это кровь! Я умираю, вся простыня в крови.
Голос ее пресекся,
— Все кончено, я умру!
Г-жа Шанто, растерянная, искала подходящих слов, стараясь изобрести спасительную ложь, которая успокоила бы Полину, ничего не объясняя.
— Да ты не волнуйся, — говорила она. — Подумай, если бы это действительно было так опасно, разве я бы сама не испугалась? Уверяю тебя, это бывает со всеми женщинами. Это как кровотечение из носу…
— Нет, нет, ты говоришь так, только чтобы меня успокоить. Я умру, я умру!
Ничто не помогало. Послали за доктором. Он высказал опасение, как бы у девушки не началась нервная горячка. Г-жа Шанто уложила Полину в постель, смеясь над ее страхами. Прошло несколько дней. Полина оправилась, но с той поры размышляла над удивительными, новыми и непонятными для нее явлениями, затаив в душе вопрос, на который надо было найти ответ.
На следующей неделе Полина снова начала занятия и, казалось, особенно была увлечена мифологией. Девочка не выходила из большой комнаты Лазара, по-прежнему служившей классной. К обеду ее приходилось звать по нескольку раз, она появлялась рассеянная и словно одурманенная. Но наверху, в классной, Полина забрасывала мифологию и проводила целые дни за чтением медицинских книг, оставленных Лазаром в шкафу. Широко раскрыв глаза, подперев голову похолодевшими руками, она напряженно старалась понять то, что читала. Лазар в порыве увлечения медициной накупил книг, в которых в то время сам не нуждался, — «Трактат о физиологии» Лонге, «Описательную анатомию» Крювелье. Их-то он и оставил, уезжая в Париж, и взял с собой лишь учебники. Полина доставала эти книги, как только тетка выходила за порог классной, и прятала их при малейшем шорохе. Она читала, не торопясь, не так, как читает девчонка, движимая порочным любопытством, а как серьезная девушка, которой родные не позволяют заниматься любимым делом. Сперва она ничего не понимала, специальные термины обескураживали ее, потому что приходилось искать им объяснения в словаре. Затем она сообразила, что в занятиях должна быть система, и принялась за «Описательную анатомию», отложив на время «Физиологию». Таким образом, четырнадцатилетняя девочка поставила себе задачей изучить то, что скрывают от девушек до первой брачной ночи. Она, рассматривала великолепные иллюстрации «Анатомии», исполненные животрепещущей правды. Она внимательно изучала каждый орган человеческого тела, вплоть до самых сокровенных, которых мужчина и женщина привыкли стыдиться; но она не испытывала стыда, она серьезно изучала анатомию, переходя от органов, в которых зарождается жизнь, к органам, регулирующим жизненный процесс; она не знала чувственных помыслов, потому что ее предохраняло и спасало от них тяготение ко всему здоровому. Сложное устройство человеческого организма, с которым она мало-помалу знакомилась, приводило ее в восторг. Она читала, не отрываясь; ни сказки, ни «Робинзон Крузо» никогда так не обогащали ее кругозор. Затем в качестве комментариев к иллюстрациям последовала «Физиология», — она ничего не утаила от Полины. Девочка разыскала даже «Руководство по патологии и клинической медицине», стала знакомиться с самыми, ужасными болезнями и различными способами их лечения. Многое осталось для нее неясным, но она вынесла из чтения те предварительные знания, которые подсказывают, что надо узнать, чтобы облегчить страдания людей. Сердце ее разрывалось от жалости к ним; в ней пробудилась прежняя мечта: все понять, чтобы исцелить все человеческие недуги.
Теперь Полина уже знала, почему в пору наступления половой зрелости кровь брызнула из нее, как сок из спелой лозы, раздавленной во время сбора винограда. Раскрытая тайна возвышала девочку в ее собственных глазах, она ощущала в себе прилив жизненных сил. Ее удивляло и возмущало молчание тетки, державшей ее в полном неведении. Зачем она допустила, чтобы Полина испытала такой ужас? Это неправильно, в познании нет ничего дурного.
Два месяца с Полиной это не повторялось. Однажды г-жа Шанто сказала ей:
— Если увидишь то же самое, что тогда, в декабре — помнишь? — не пугайся… Пугаться нечего.
— Да, я знаю, — спокойно отвечала девушка.
— Что ты знаешь?
Полина покраснела при мысли, что придется лгать, скрывать свои знания, заимствованные из книг. Ложь была ей противна, и она предпочла признаться. Раскрыв книги и увидав иллюстрации, г-жа Шанто остолбенела. А она-то! Она так радела о неведении Полины, даже рассказы о любовных похождениях Юпитера старалась представить в невинном свете! Право, Лазару следовало бы запирать на ключ этакие гадости! Долго, осторожно, разными наводящими вопросами г-жа Шанто выведывала у Полины истину. Но ее невозмутимо чистое личико приводило тетку в еще большее смущение.
— Ну и что ж, — отвечала Полина, — мы так устроены, — в этом нет ничего дурного!
В девочке пробудилась только страстная работа мысли, в ее больших, ясных глазах не было ни тени чувственности. На той же книжной полке Лазара она обнаружила несколько романов, но с первых же страниц они внушили ей отвращение и скуку, в них было слишком много непонятных выражений. А тетка, справившись с обуревавшим ее смятением, ограничилась тем, что заперла шкаф и убрала ключ. Через неделю ключ снова попал в руки Полины, и она на досуге между уроками принималась читать главу о неврозах, думая при этом о Лазаре, или о методах лечения подагры, имея в виду дядю, страдания которого ей хотелось бы облегчить.