Радости и тяготы личной жизни
Шрифт:
То и дело к ней подходили доктор или акушерка, они осматривали живот, проверяли состояние ребенка, контролировали раскрытие родовых путей. Серьезно-нахмуренный вид доктора бодрости не прибавлял. Наконец, было принято решение сделать ультразвуковое исследование и внутриутробный снимок.
– Я ведь не умру, а? – нервно спросила она у врача, когда ее привезли обратно в палату.
– Нет, конечно, – седовласый доктор добродушного вида смотрел на нее с ласковым превосходством. Такой человек не привык к поражениям, мелькнуло у Кэсси. Такой человек не позволит
Он отечески потрепал ее живот. Разговаривать у Кэсси уже не было сил.
– Мы имеем новость хорошую – шейка раскрыта на девять сантиметров, остался всего один, – сообщил доктор, – имеем новость и неважную – заднее предлежащие ребенка. Если оно вот-вот не изменится, будем готовить кесарево.
– О нет, только не это, – вмешалась Нина, – шрам может загубить всю ее карьеру.
Доктор бросил на нее испепеляющий взгляд.
– Главное – жизнь ребенка. И здоровье и безопасность его матери.
– Конечно. Конечно, – быстро согласилась Нина. Врач ушел, и она начала поглаживать горообразный живот Кэсси, приговаривая:
– Ну, давай, давай, малышечка. Мы сейчас всем им покажем! Мы сейчас так сделаем, что наша мама станет богатой и знаменитой!
Кэсси прикусила губу, стараясь подавить крик: схватки следовали одна за другой. Удивительно, но вскоре после бодрых слов Нины, обращенных к еще не рожденному малышу, у Кэсси наметились сдвиги. Ребенок повернулся в утробе так энергично, что почти все в палате видели это воочию. Наконец, родовые пути раскрылись на нужные десять сантиметров. Врач велел немедленно перевезти Кэсси в родильный блок, где ее положили на специальный стол, укрыли живот и ноги стерильной простыней, ступнями она уперлась в теплые упругие подставки.
Нина стояла у изголовья, вместе они считали схватки, вместе дышали – глубоко и размеренно – в промежутках между ними. Вслед за доктором Нина уговаривала Кэсси правильно и вовремя тужиться. Кэсси была измотана и обессилена, как никогда в жизни. Капельками пота блестел лоб, верхняя губа, по спине, по бокам просто струилась влага, пропитывая белую больничную рубаху.
– Идем-идем! – воскликнул доктор. – Ребеночек уже на подходе, Кэсси. Давай, тужься сильнее. Так. Еще разочек. Вот и все. Вот мы уже видим глазки, носик – тужься, тужься – и ротик, а вот и... человечек.
В зеркале, укрепленном на потолке, Кэсси видела, как вышел в мир ее ребенок.
Итак, спустя двадцать восемь бесконечных часов с тех пор, как у Кэсси отошли воды в косметическом салоне «Блумингдейла», на свет появилась Эми Тара Макбрайд. Затаив дыхание, Кэсси ждала первого крика новорожденной дочки. И когда первое кряхтение переросло в громкий требовательный плач, Кэсси и Нина, обнявшись, разом заревели.
Доктор перевязал пуповину, медсестра быстро и умело ополоснула девочку теплой водой, очистила ей ротик и носик от слизи. Звучный крик малышки показался Кэсси самым сладким, самым замечательным в мире.
Медсестра вложила теплый комочек в руки Кэсси.
– Ну, вот и мы, мамочка.
Мамочка. Есть ли лучшее слово на земле. Это чудо. Чудо, думала Кэсси, глядя в сморщенное розовое личико. Вся боль исчезла бесследно. Даже воспоминания о ней растворялись как дымок в осеннем небе. Она провела пальчиком по атласной щечке малышки, потрогала мягкие пушистые черные волосики. А когда девчушка открыла ярко-синие глазки и посмотрела на свою маму, Кэсси поняла, что такое любить.
Вот что значит быть на седьмом небе от счастья! Держать в руках, нянчить такую куколку, которая двигает ручками-ножками, корчит гримаски, плачет, словом, живет! А какое удивительное сходство с отцом...
Первое время, удрученная неудачами и одиночеством, Кэсси была просто убита тем, что Рорк так и не ответил ни на одно из ее писем.
Но постепенно она пришла к печальному выводу о том, что Белл была все-таки права, утверждая, что никому из Гэллахеров Кэсси не нужна.
Отказ Рорка признать своего ребенка – а как еще объяснить его молчание? – был серьезным ударом. Кэсси думала, что он лучше своего отца. Впрочем, каких только препятствий ей не приходилось преодолевать в жизни – справимся и с этим, решила Кэсси, буду своей дочурке и мамой, и папой одновременно. Вот если бы только не частые ночные кошмары, в которых за ней гнался Кинлэн Гэллахер, гнался, чтобы отнять дочь.
На работу Кэсси вернулась, когда Эми было уже шесть недель, рыдала, впервые расставаясь с ней на целый (!) день. Заботы о малышке были теперь возложены на няню. И хотя рекомендации этой молодой приятной женщины были безукоризненны, Кэсси долго не верилось, что кто-то может ухаживать за ее дочкой так же, как она сама.
– Перед вами – пример счастливого материнства. Тебя можно на пленку снимать, для учебного фильма. Или для рекламного ролика, – пошутила как-то Нина. Стояло прекрасное июньское утро. Кэсси с дочуркой только что вернулись с прогулки, и для малышки была мгновенно устроена ванна, в которой та гукала и улыбалась. – Клянусь, у тебя на редкость счастливый, цветущий вид. Так и просится на видео.
– Умоляю тебя, – смеясь сказала Кэсси, вся мокрая, так отчаянно брызгалась Эми в пластмассовой ванночке, – умоляю, не принимайся опять за свое.. Я же знаю, ты хочешь сделать из меня фотомодель, но...
– Но я не отстану от тебя, пока не уговорю.
– Даже если бы я могла быть фотомоделью, меня никак не устроил бы режим работы. Все эти переезды... – возразила Кэсси, – а я не хочу оставлять Эми.
Хватая маленькими ладошками мыльные пузыри на воде, Эми громко залопотала что-то, будто соглашаясь с мамой.
Нина лишь пожала плечами, прекрасно зная, когда лучше ретироваться.
– Ну, как знаешь. Тебе жить, – сказала она, – хотя мы могли бы и ребеночка привлечь к нашему бизнесу. Видит Бог, она просто картинка, а уж какая спокойная!
Трехмесячная Эми была хорошенькая, пухленькая, здоровенькая малышка с розовыми щечками, темными завитушками на головке, с сияющими, ярко-голубыми – как у папы! – глазами и улыбкой, от которой таяли сердца суровых людей.
– Эми не будет фотомоделью, – объявила Кэсси.