Радости и тяготы личной жизни
Шрифт:
С того дня начались скитания по врачам, профессорам, консультантам. На вопрос, не страдал ли кто-нибудь в ее семье глухотой, Кэсси отвечала, что о родственниках отца она никаких сведений не имеет, а вот в семье Белл, определенно, не было глухих.
– А отец Эми? Его семья? – спросила Гэрриет Грин, детский врач.
– Ее отца нет в живых.
Это была ложь. Именно в то утро, сидя в приемной у доктора, Кэсси рассеянно листала какие-то журналы, разложенные для ожидавших пациентов, и вдруг со страницы еженедельника «Тайм» взглянуло улыбающееся лицо Рорка Гэллахера. Из заметки Кэсси
– Простите? – Кэсси вдруг поняла, что доктор Грин только что спросила ее о чем-то, а она не слышала... Мысли ее были заняты фотографией в журнале, где на фоне театра «Голден Гейт» рядом с Рорком стояла стройная блондинка.
Из текста явствовало, что это некая Филиппа Хэмилтон, разведенная дочь Ричарда Хэмилтона, главы всемирно известной проектно-строительной фирмы «Хэмилтон Констракшн», чей офис находится в Сан-Франциско. Мистер Хэмилтон, говорилось в журнале, часто сотрудничает с Рорком Гэллахером.
– Кто-нибудь из родственников отца Эми не был глухим? – повторила вопрос доктор Грин.
– Нет, – уверенно сказала Кэсси; еще бы, иначе Гэллахер-сити переполнился бы слухами об этом.
Теперь врача интересовало течение беременности. Нет, не было ни краснухи, ни несовпадения резус-фактора, ни преждевременных родов, докладывала Кэсси. Рассказала она и о жутком токсикозе, почти с первых недель мучавшем ее, не забыла и о «лечении» лошадиными дозами антибиотиков (опустив, правда, сведения о том, что происходило это в городской тюрьме). Нет, никаких неожиданных громких ударов вблизи Эми не было, продолжала отвечать Кэсси доктору, головой она не ударялась, она даже не болела ни разу. Эми, утверждала Кэсси, а Нина готова была подтвердить это, на удивление крепкий, здоровый ребенок.
– Она целыми днями, с самого рождения, лопочет и гукает, – сообщила врачу Кэсси, будто эти сведения должны были опровергнуть диагноз специалиста. – Разве это не говорит о том, что она повторяет звуки, которые слышит?
– Лепет и гуканье – обычное явление для всех детей первого полугода жизни, – мягким голосом сказала доктор Грин. Из всех специалистов, кто смотрел Эми, наибольшее доверие вызывала эта добрая бабушка Грин. – Слабо слышащие дети начинают скоро страдать из-за отсутствия обратной звуковой связи, и в конечном счете сами резко сокращают объем издаваемых звуков. И вот, когда ребенок умолкает, мать замечает отклонения.
Кэсси побледнела.
– Я заметила, что в последние недели она стала уж совсем тихой, – неохотно признала Кэсси, – но иногда она все же оборачивается на шум.
Кэсси умолчала, что «опыты» с шумом и грохотом они с того вечера проделывали постоянно.
– А вы, конечно, награждаете ее за это улыбкой.
– Ну, вообще-то, я рада, когда она реагирует, но назвать это наградой...
– Ваша девочка, безусловно, очень умна и развита.
– Она опережает сверстников, – с материнской гордостью объявила Кэсси.
– Вот в этом и дело, мисс Макбрайд, – мягко, но серьезно сказала доктор Грин. – Возможно, что Эми следит за вами боковым зрением и уже знает, что если она обернется и взглянет на мамочку, то получит от нее улыбку.
Кэсси не знала, что сказать. Кошмар какой-то.
– Так что же нам теперь делать? – наконец спросила Нина.
– Мы проведем диагностическое исследование, – сказала доктор Грин, – сделаем аудиометрию, чтобы сразу исключить поражение среднего уха.
– Неужели такие тесты делают полугодовалым детям? – изумилась Кэсси.
– Такие тесты делают детям любого возраста, даже трехмесячным, – уверила ее доктор Грин. – Кроме того, я бы советовала сделать сканирование головного мозга, чтобы выяснить, как мозг реагирует на звуковые сигналы. Для детских случаев это иногда главное для постановки диагноза. – Она сняла очки в темной оправе. – К сожалению, это дорогостоящее исследование.
– Для нас это не проблема, – быстро сказала Нина, оставляя без внимания взгляд Кэсси. – Делайте все, что считаете нужным.
– Договорились, – кивнула доктор Грин и бодро улыбнулась Кэсси. – Я понимаю, что сейчас все это кажется катастрофой. Однако дети с отклонениями слуха прекрасно развиваются и интеллектуально, и физически, особенно если дефекты вовремя замечены и выявлены. Как, собственно говоря, поступили вы.
Кэсси вдруг со стороны посмотрела на себя.
Когда она в последний раз мыла голову? Эти недели все сходилось на Эми.
– Это, наверное, моя вина?
– Из записей вашего акушера я вижу, что вы правильно вели себя во время беременности, – живо отозвалась доктор Грин. – Конечно, затяжные роды могли сыграть свою роль, иногда это отражается на слухе ребенка. Потом есть вероятность токсического действия антибиотиков, которые вы принимали в первые месяцы. Но назвать конкретную, определенную причину очень непросто. Примерно пять из тысячи младенцев рождаются с дефектами слуха, – продолжала она. – Эми, увы, далеко не одинока. Вам нет нужды винить себя.
Она встала, вышла из-за стола, взяла руку Кэсси, крепко пожала ее.
– Что вы, дорогая моя, нынче не средние века. Каков бы ни был окончательный диагноз, ваша дочь будет жить полноценной, интересной, счастливой жизнью.
Ах, как бы хорошо поверить в это, думала Кэсси, сидя ночью в уютной детской, баюкая свою девочку и напевая колыбельную, которую ей никогда не услышать. Кого же будешь еще винить в этом, кроме самой себя?
Прошла неделя. Кэсси сидела в кожаном кресле напротив рабочего стола доктора, рассматривала висящие в рамочках дипломы. Ледяные руки она крепко сцепила на коленях. Все исследования ее дочери были уже сделаны. Сегодня будет вынесен вердикт. Кэсси от страха почти окаменела.
Пока она ждала доктора Грин, которая делала последние записи в истории болезни Эми, ей вдруг вспомнилось, что однажды она уже была в подобном состоянии ожидания и ужаса. Это было на суде, в тот день, когда ее приговорили к работам на отдаленных плантациях... Сейчас Кэсси молилась Богу, не зная, впрочем, верит ли в него, молилась за дочку, молилась, чтобы все обошлось.
– Кэсси, – наконец закончила писать Гэрриет Трин; она сняла очки и положила руки перед собой, – боюсь, что новости неважные.