Радости и тяготы личной жизни
Шрифт:
– Ну, на несколько часов я сумею выбраться, – подумав, сказала Джейд. – А, кстати, кто невеста? Я ее знаю?
– Не думаю. Дочь одного из моих деловых партнеров. Филиппа Хэмилтон.
– Филиппа Хэмилтон? – Джейд еле выговорила это имя.
– Именно. – Сэм немного удивленно посмотрел на нее. – Я не знал, что вы знакомы.
– Мы не знакомы. Но я не могла не заметить ее портретов во всех светских изданиях.
– Да, об этой даме написано немало, – согласился Сэм.
– А кто жених? – с ледяным спокойствием задала вопрос Джейд, страшась услышать имя, которое, она твердо знала, сейчас прозвучит.
–
– Архитектор.
– Он самый, – легко откликнулся Сэм. – И хотя я не выношу светских мероприятий, на которые вынужден одеваться как метрдотель, боюсь, если я пренебрегу приглашением, Хэмилтон примет это на свой счет. – Он сжал холодные пальцы Джейд. – А вот если я появлюсь в сопровождении самой красивой женщины Сан-Франциско, это превратит вынужденное мероприятие в почти сносный вечер.
– На свадьбе самой красивой женщиной всегда является невеста, – сочла необходимым заметить Джейд.
– Это на всех других свадьбах, – возразил Сэм. – Но поскольку Филиппа Хэмилтон тебе и в подметки не годится, боюсь, ей придется довольствоваться от силы вторым местом.
Он бегло поцеловал ей волосы, потом сказал задумчиво:
– Знаешь, как усиленно я бы ни молчал, чтобы не сглазить их счастье, боюсь, эти старания напрасны.
– О чем ты?
– Да о том, что это будет третий брак Филиппы. И обычно женихом становился элегантный молодой денди, неотразимый в смокинге, сопровождающий ее на всех светских раутах, но полностью подчиняющийся ей. – Сэм покачал головой. – А Гэллахер всегда казался мне волком-одиночкой. Он слишком умен и независим, чтобы позволить супруге прибрать его к рукам.
– Может быть, Филиппа в этот раз специально выбрала мужчину иного толка?
– Может быть. Но если это не так, этому браку не продлиться и года, – предсказал Сэм.
Свадьба Рорка и Филиппы стала гвоздем сезона. Список гостей достигал четырехсот фамилий, приглашены были «лучшие» люди Сан-Франциско – от старых денежных мешков вроде Шпрекеля или Крокера до нуворишей, к которым относился Сазерленд. И Джейд.
Свадебная церемония устраивалась в огромном поместье отца невесты. Оглядывая сад, Джейд решила, что здешние садовники трудились, наверное, денно и нощно, чтобы каждая роза на каждом кусте огромного цветника к назначенному дню раскрылась в полной своей красе. Теплый летний воздух был просто пропитан розовым ароматом. Наведенный через небольшой пруд мостик был увит-украшен белоснежными орхидеями, а для полноты картины по тихой голубой воде царственно скользили два белых лебедя.
Группа музыкантов из Оркестра Филармонии Сан-Франциско заиграла изысканную классическую мелодию, до боли знакомую, но, к сожалению, Джейд не могла вспомнить, чью. Спустя несколько минут по белоснежному мостику прошел «парад» нежных красавиц, одетых в тончайшие шифоновые разноцветные платья, которые так и струились по их ногам. Каждую фею сопровождал молодец неземной красоты – в белых перчатках и серебристо-серой тройке.
Белая атласная дорожка была проложена от «зрительских кресел» к подиуму, на котором сейчас стоял Рорк, заложив руки за спину. Стоял в ожидании выхода невесты. Привыкнув видеть его или в потертых рабочих джинсах, или в повседневной незамысловатой одежде, какую он носил на Серифосе, Джейд подумала, что сейчас, в положенном к случаю белом фраке, он выглядит чужим, далеким, неприступным.
Музыка стихла, все замерли в ожидании. И наконец под звуки свадебного марша из «Лоэнгрина» появилась Филиппа Хэмилтон. Гости ахнули от восхищения – это была не женщина, а целое облако антикварных брюссельских кружев.
Пышное белоснежное подвенечное, платье от Живанши было так щедро обшито кружевами и усыпано жемчужными бисеринами, что у Джейд мелькнула мысль, сколько же белошвеек потеряло на этом зрение. Ослепительная невеста держала букет роз и лилий, от запаха которых у гостей захватывало дух, когда мимо них шествовала виновница торжества.
Джейд заставила себя окаменеть, когда Филиппа Хэмилтон обменивалась клятвами в верности с человеком, которого некогда любила сама Джейд, но подумала, что для нее менее мучительным было бы уехать из Сан-Франциско и примкнуть к секте мазохистов, которые занимаются самобичеванием.
К счастью, оставшаяся часть свадебной церемонии проплыла как в тумане. Смутно помнила Джейд, как они с Сэмом заняли место в длинной очереди гостей, чтобы поздравить молодых и пожелать им счастья. Голубые глаза Рорка угрожающе сузились, когда Сазерленд представил Джейд, но ответное приветствие его было мимолетным, он не подал вида, что они с Джейд встречались прежде.
Его ледяная вежливость одновременно и задела, и обрадовала Джейд. Но как бы она ни пыталась убедить себя, что ее нисколько не волнует, как сейчас относится к ней Рорк, это были тщетные старания. Себе не солжешь. Как бы она ни пыталась вычеркнуть этого человека из своего сердца, она думала о нем. Думала много и часто.
С излишним рвением Джейд теперь взялась за новую работу.
Иногда даже Сэм предлагал ей на секундочку остановиться, перевести дух, сменить обстановку.
Но Джейд была неудержима, вплоть до того, что про себя признавалась: я могу еще больше работать, еще лучше, каждая минута дорога.
И сидя воскресным утром у себя в комнате за антикварным письменным столом, в тишине, пока спит наверху Эми, Джейд доставала свои гроссбухи, прибавляла в каждый столбик еще по цифирке, еще по нолику и чувствовала глубокое, почти физическое, удовлетворение.
Первое Рождество в Сан-Франциско стало для Джейд и Эми настоящей сказкой. Праздники начались в школе у Эми, куда Сэм и Джейд приехали на спектакль детского театра. Сэм так растрогался, глядя на юную артистку в роли рождественской феи, что глаза его подозрительно заблестели. После праздничного угощения яичным коктейлем и печеньем-»звездочками» Джейд и Сэм забрали Эми в город на все рождественские каникулы.
За два дня до Рождества Сэм и Джейд отправились на концерт: в Оперном Театре давали «Мессию» Гайдна.
Отбросив все сомнения и предрассудки, Джейд решила сделать себе поблажку и купила к этому выходу немыслимо дорогое платье. Открыв входную дверь и увидев немного обалдевшее лицо Сэма, она поняла, что это коньячного цвета бархатное платье, оттеняющее бронзовыми бликами ее волосы, вполне оправдывает свою цену.
– Вкладывая столько денег в твою красоту и еще больше зарабатывая на ней, я мог бы лучше других знать, насколько ты хороша, – изрек Сэм. – Но сегодня ты превзошла себя.