Радости и тяготы личной жизни
Шрифт:
– Не понимаю, как можно отношения, в результате которых на свет появился ребенок, считать маленьким романом.
Джейд не ответила.
– И Рорк думает, что все в прошлом?
– Да.
«Когда же я перестану выкручиваться и лгать?» – подумала Джейд. Ей иногда казалось, что вся ее жизнь превратилась в мистификацию, сплетенную своими руками.
– Потом, это уже не имеет никакого значения, потому что Рорк женат, – добавила Джейд.
– Насколько мне известно, долго это не продлится.
– Что-то я не слышала, чтобы говорили об их разводе.
–
– Слухи, – отмахнулась Джейд.
– Иногда слухи оказываются правдой, – заметила Нина. – Но так или иначе, будет это иметь для тебя значение, если Рорк снова окажется один?
– Нет, – быстро и твердо ответила Джейд.
– И ты уверена, что делаешь сейчас правильный шаг?
– Абсолютно. Я люблю Сэма. И он меня любит. Он даже хочет удочерить Эми. У нас будет настоящая семья.
Норт Бич начинался с шумного поселения прибывших из Чикаго итальянцев. Улицы тогда говорили по-итальянски, видом спорта номер один были итальянские кегли-бочи, американскими сладостями не торговала ни одна лавка После Второй мировой войны усилиями таких людей, как Аллен Гинсберг и Джек Керок возникло новое поколение. Недовольные, разочарованные, бунтари в душе и изгои в жизни – такие люди теперь наводнили эти улицы. На каждом шагу встречались бородатые музыканты, поэты, в кафе и барах декламировали стихи, слушали крутой джаз, курили «травку».
В шестидесятых-семидесятых годах Норт Бич стал своего рода Таймс-сквер в Сан-Франциско.
Теперь кварталы его утопали в неоновых огнях, приглашающих на стриптиз-шоу, в «массажные» кабинеты, в бары-»топлесс», на сборища транссексуалов, на просмотр сомнительных кинофильмов.
Галерея, которую искали Нина и Джейд, находилась на Грант-стрит, то есть в самом сердце квартала «лохматых». Внешний облик улиц еще сохранял признаки традиционного итальянского анклава, но огромное количество вывесок с китайскими иероглифами говорило о том, что лицо любого города меняется быстро и необратимо.
В галерее открылся вернисаж Габриэля Деверо, скульптора из Луизианы – «страны рек и ручьев». Официанты предлагали посетителям коктейли «Кровавая Мэри» вместо традиционного дешевого шампанского, что должно было навести на мысли о благополучии и процветании этого художника.
Деревянные фигуры людей были больше натуральной величины и поражали вопиющей чувственностью. Когда Джейд осматривала скульптурное изображение совокупляющейся пары, ее вдруг пронзило острое чувство вожделения. Женщина сидела верхом на мужчине, который руками обхватил ее широко разведенные крепкие бедра.
Тело женщины было напряжено, изогнуто, голова запрокинута – она, казалось, наяву содрогалась в волнах оргазма.
– Миленько, а? – пробормотала себе под нос Нина.
– Уж во всяком случае реалистично, – откликнулась Джейд. Она взяла стаканчик, предложенный официантом, сделала хороший глоток.
Бармен явно не пожалел для коктейля специй и пряностей Джейд будто охватило огнем, вплоть до кончиков волос. Все это только усилило дискомфорт.
Два часа спустя, уже проводив Нину в отель «Марк Хопкинс», где у нее были свои апартаменты, Джейд все еще не могла избавиться от чувственного возбуждения. Сэм, к сожалению, был в Цюрихе. Нужно проветриться и отвлечься, решила Джейд и поехала на набережную.
Сан-Франциско уже погружался в пелену серого сумеречного тумана. Клубы его катились по всем улицам, превращая знакомые предметы городского пейзажа – фонари, пожарные краны, телефонные автоматы, урны – в таинственные бесплотные тени.
Джейд остановила машину. Ей хотелось взглянуть, как идут дела на участке земли, который все-таки купил Сэм. Старое здание было уже снесено, строительный мусор увезен, по очертаниям нового фундамента можно было догадаться, какое же здесь вырастет сооружение.
Она бродила по стройке, представляя, что здесь уже стоит готовый красавец-особняк, который спроектировал для нее Рорк. Джейд дала волю своему воображению. Снаружи здание будет выглядеть очень утилитарным. Современные внешние очертания, крупная кладка наружных стен, оштукатуренная в разные цвета – серый, блекло-голубой, белый, смелые линии фасада зрительно сделают дом больше, просторнее, чем на самом деле.
Однако Рорк решил нарушить общую мягкую цветовую гамму и сделать на фасаде декоративные, очень простых форм карнизы намеренно ярких оттенков – красного, желтого, вишневого.
По его мнению, это должно наводить на мысли о том, какие страсти будут кипеть внутри этих стен.
Огромные двери, обрамленные блоками толстого стекла, будут сверкать так же, как солнечные блики на воде за оградой набережной. По идее Рорка, солнце вообще должно щедро освещать здание и снаружи, и внутри, но так, чтобы не нарушить драматических событий, какими славен любой аукцион.
Для внутренней отделки стен Джейд выбрала кремово-белый цвет, для пола – черный мрамор.
Предполагалось, что глаз будут радовать неожиданные вкрапления яркого цвета – лилово-синие перила, красные стальные ступени лестницы. Это было задумано Рорком.
– Дело движется.
Гулко прозвучавший в тумане низкий мужской голос, казалось, раздался прямо над ухом.
Вздрогнув, Джейд быстро обернулась и увидела, как из серой пелены тумана к ней приближается Рорк. Шаги его были почти неслышны, будто тигр крадется по мягкому ковру.
– Вот не ожидала тебя здесь встретить.
– А я не ожидал встретить здесь тебя. Я считал, что ты должна готовиться к своей свадьбе.
– Мы с Ниной обедали в городе. Наверное, надо было ехать домой, но что-то привело меня сюда.