Радуга Над Теокалли
Шрифт:
Еще не рассвело, когда отряд двинулся в путь. Теперь Иш-Чель и сын вынуждены были идти сами, постоянно подгоняемые воином, идущим сзади.
Дневной переход беглецы завершили, когда уже стемнело. Стремительный ритм движения, заданный Кинич-Ахава утомил не только женщину, но и всех воинов. Кроме постовых, расставленных неутомимым предводителем, все воины повалились на землю и забылись глубоким сном. Вокруг начиналась дикая жизнь леса, звери вышли на охоту, и Иш-Чель прижала Маленького Ягуара к себе, внимательно прислушиваясь к шорохам и свистам животных. Всю дорогу ее мучил вопрос:
"3ачем Кинич-Ахава выкрал их? С какой целью уводит к сапотекам? Зачем нарушил мирный договор?!"
Иш-Чель не сомневалась, что у бывшего мужа есть какой-то план, который ничем хорошим не мог для них всех кончиться. Целый день, после того, как кляп изо рта бил вынут, она порывалась поговорить с Кинич-Ахава, но он упорно избегал ее. Дорогу, если можно назвать так едва проходимые тропы, лежащие далеко от людных и торговых путей, Кинич-Ахава выбирал самую глухую. Она едва угадывалась в зарослях кустов и тут же смыкалась за их спинами. Только очень опытный охотник мог заметить, что по ней несколько часов назад прошел небольшой отряд.
Женщина надеялась, что такой следопыт у Амантлана будет. Ни на миг она не позволяла себе усомниться, что муж бросится в погоню и сможет их отбить. Кинич-Ахава также знал, что в запасе у него всего несколько часов, потому он гнал вперед свой отряд, не давая никому отдыха.
Женщину и ребенка вновь устроили на шкурах возле больших камней. Когда лагерь уснул, Кинич-Ахава был вынужден подойти к пленникам, чтобы ослабить веревки на их руках.
— Зачем ты нас выкрал? — голос Иш-Чель был спокоен, хотя волнение за сына едва позволяло ей держать себя в руках. Она знала, что ей предстоит противостоять очень жесткому человеку, способному пойти на все, ради своей цели, поэтому необходимо было для безопасности держать себя в руках и не показывать страха.
— Три года назад, когда я уходил из Теночтитлана, я обещал тебе вернуться… — он примиряющее улыбнулся и попытался погладить её по щеке. Она увернулась от его ласки, нехороший огонек в её глазах, встревожил Кинич-Ахава, но он продолжал верить, что после объяснения она не только успокоится, но и обрадуется их будущему счастью.
— А я тебя об этом просила?
— Ты — моя жена, он — мой сын, я не мог позволить своей семье быть рабами!
— А мы и не рабы. Ты не знаешь, что я жена Амантлана?
— Но наш сын! Я не мог позволить ему вырасти ацтеком!
— Всё тот же патриотический порыв!.. Он может быть последним майя, но не первым ацтеком! А тебе не кажется, что он уже слишком взрослый, чтобы стать майя? Или он так нужен, потому что у тебя за это время не появилось больше детей, брат мой? И Маленький Ягуар твой единственный сын?!
— Почему ты меня называешь братом? Посмотри, Иш-Чель, на меня! Это я, Кинич-Ахава, твой муж!
— Ошибаешься, твоя жена умерла на сухом водопаде! Ты забыл, как сам отдал меня жрецам?.. Тогда ты не подумал, что у нас может быть ребенок, а теперь к чему эти напыщенные фразы о сыне, которого тоже могло не быть?! Мое имя — Золотое Перышко Колибри, я — ацтекская женщина! Оставь нас в покое! Ведь у тебя уже есть ещё дети? Есть другая жена!
— Зачем ты опрашиваешь? Что это изменит? — Кинич-Ахава присел на корточках рядом с разгневанной женой и сыном.
— Я не хочу идти к сапотекам! Там ты снова вручишь нас в руки своей матери и её жреца!
— Тебе совершенно нечего бояться за вашу жизнь. Моя мать умерла. А жрец… Его забрал Ицамна… Пока мы будем жить в Митле у…
— У твоей новой жены?.. Ты удивлен, что мне известны подробности твоей жизни? Странно, что ты побоялся признаться…
— Мне нечего скрывать! — Кинич-Ахава гордо вскинул голову, задетое самолюбие, тревожно давало о себе знать. Разговор уходил в сторону от намеченной цели, он понял, что не сможет рассчитывать не только на радость освобождения, но и на смирение Иш-Чель:
— Мы будем жить в Митле в моем доме. Наш сын будет залогом нашего мира. Ты можешь не тревожиться в отношении моей второй жены. Она послушна и не задает лишних вопросов. Её хорошо воспитали.
— А ты уверен, что меня достаточно хорошо воспитали для твоего нового дома?
— Я знаю, что ты ревнива, но разума тебе не занимать, не захочешь же ты испортить жизнь себе и своему сыну?
— Не стоит мне угрожать, Кинич-Ахава, пока не поздно, одумайся и отпусти нас!
— Ты начинаешь меня раздражать!..
— Скоро ты будешь находиться постоянно в этом состоянии. Посмотри на моего сына. Он думает, как его отец, ходит, ест и даже спит как мой муж Амантлан. Он воспитан и живет, как его учил отец, а не ты… И знает только одного отца — Амантлана! Ты никогда не станешь ему отцом. Он никогда не сможет тебя принять!.. Хотя, что для тебя мои слова! Очевидно, опять плохи дела, и возникла необходимость в воинах моей семьи… Ты же всегда вспоминаешь о моих братьях Кокомо, когда нет выхода. Ты поэтому нас выкрал?
— Хорошо, я не буду скрывать от тебя. Да твои братья обещали мне помочь и восстановить наш город, наш Коацаок!
— Твой Коацаок разрушен, там нет жителей, с кем и за что ты собираешься воевать? Вот почему тебе нужны мои братья! Конечно, среди сапотеков не нашлось ни одного сумасшедшего среди вождей! А что же ты обещал сапотекам и моим братьям? — гневная речь Иш-Чель заставила Кинич-Ахава нахмуриться, перед ним явно была совершенно не та, горящая любовью и думающая только об удовольствиях, его юная жена. Перед ним стояла взрослая и уверенная в себе гордая женщина. А ее одежда и украшения только подчеркивали принадлежность к ацтекам. Очевидно, думала она так же, как и ненавистное ему племя страны Анауак. Внезапно ему стало противно все: ее одежда, она сама, ее голос и манеры, даже то, что он совершил и вынужден здесь теперь сидеть и видеть все это.
— Мы договорились, что ради твоего сына, Кокомо помогут отстроить заново Коацаок. Сапотекам я ничего не обещал. Они просто дали мне дом, жену, пищу, благодаря моей матери.
— Значит, ради моего сына мои братья поддались на твои уговоры и решились на предательство? А ты не подумал, что им выгоднее заключить мир с ацтеками, потому что даже брак уже заключен — это брак между мною и Амантланом! И он ничего им не стоил? А дал целостность границ между двумя народами?! Он дал мир, понимаешь, Кинич-Ахава, мир на их землях? Кто ты для них теперь, когда меня признали залогом этого мира между страной майя и Анауаком?! Два месяца назад мой брат Кулькан, представляя всю семью Кокомо, заключил договор с ацтеками о мире! А зачем им нужен ты, кто не давал покоя в течение стольких лет на границе Анауака? И, последнее, Амантлан найдет нас, даже если тебе удастся притащить меня силой в Митлу, и только силой, сама я не сделаю ни шага по своей воле! — Иш-Чель гордо встряхнула головой и села рядом с сыном, пытаясь успокоиться.