Радуга

Стоун Кэтрин

— Никто не портил мою машину, Джеймс! Я ехала слишком быстро и потеряла управление. К счастью, в последний момент я успела выпрыгнуть.

— Но ты же этого не помнишь.

— Нет, но так оно и было. Я совершенно в этом уверена. Никто из моих знакомых не способен на убийство, Джеймс, — прошептала Алекса, от души желая, чтобы ее словам поверили, сама желая этому поверить, потому что допустить обратное было слишком ужасно. — Даже Хилари, — добавила она дрожащими губами. — К тому же Хилари могла очень легко достичь того, к чему стремилась, стоило только

дать мне знать, что ей известно о ребенке. Если бы она узнала, то лично сообщила бы мне, демонстрируя свою окончательную победу. — Алекса тихо вздохнула и помолчала. — Но кто-то знает. По-моему, важно другое: не кто, а что он знает. И что бы это ни было, этого достаточно…

Слыша покорность в голосе Алексы, не представлявшей своей жизни без Роберта, видя беспомощность и отчаяние в ее глазах, Кэтрин поняла, что сестра все еще думает о том, чтобы распрощаться со своей любовью.

— Алекса, ты должна сказать Роберту! — Голос Кэтрин был, как всегда, тих, но в нем послышалась неожиданная твердость. — Он должен знать.

— Ах, Кэт, как я ему скажу? Правда принесет ему столько горя, столько боли. Я слишком люблю Роберта.

— Но как ты не видишь, Алекса, что это не правильно? Да, правда принесет Роберту боль, но не больше той, которой ты сама живешь каждый день, каждую минуту. И, может быть, если вы с Робертом разделите эту печаль, боль станет меньше для вас обоих.

Кэтрин вздохнула, почувствовав на себе напряженный взгляд темно-голубых глаз: «Ты можешь не верить, Джеймс, но я в это верю!» Она перевела дыхание, не смея встретиться взглядом с Джеймсом.

— Роберт так тебя любит, Алекса. Я знаю, тебе хочется защитить его, потому что ты его любишь, но разве это не ужасно несправедливо по отношению к Роберту и твоей любви? Может быть, и не всякая любовь, — уже спокойнее добавила Кэт, — достаточно сильна, чтобы делить как радости, так и печали, но у вас с Робертом именно такая любовь.

Слушая негромкие, страстные слова Кэтрин, Алекса почувствовала в себе пробуждение чего-то чудесного, прекрасного. Быть может, надежды?

— Моя мудрая младшая сестренка, — прошептала она.

— Я вовсе не мудрая, Алекса.

— А я именно так считаю. Ты всегда такой была. Ты права, Кэт. Я действительно должна довериться Роберту. — «Должна, — подумала Алекса, — но смогу ли? Да, смогу и скажу», — поклялась она своим полным надежды, любящим сердцем и скрепила эту клятву словами:

— Я скажу Роберту сегодня вечером, пока ты будешь в Белом доме. Джеймс, а ты собираешься на концерт Кэт?

Вопрос огорошил потерявшегося в воспоминаниях Джеймса, но он быстро взял себя в руки и ответил с беззаботной улыбкой:

— Нет. У меня, если честно, уйма дел. Элиот хочет, чтобы я представил ему неофициальный отчет о моем впечатлении от переговоров и их участниках, так что я должен заняться этим, пока события еще свежи в памяти.

«К тому же, — подумал Джеймс, — Кэтрин не приглашала меня на концерт. Хотя сейчас это было бы вполне безопасно, правда, любимая? Теперь уже нет риска, что ты оборвешь игру и сойдешь

со сцены, чтобы остаться со мной навсегда?»

И не заглядывая в любимые сапфировые глаза, Джеймс знал горькие ответы на свои вопросы. Да, это будет вполне безопасно. У Кэтрин теперь есть новое чувство, которому она так доверяет, чувство более глубокое, более сильное, чем их потерянная волшебная любовь.

Глава 29

После ухода Джеймса и Кэтрин она отказалась от всех назначенных на день обезболивающих. Частые уколы пьянили и погружали стремящийся к выздоровлению организм в постоянное сонное состояние, а Алексе необходимо было иметь ясную голову. Для признания Роберту.

День стал клониться к закату, и действие обезболивающего препарата иссякло. Алекса почувствовала, что в груди ее разгорается нестерпимо жгучее пламя, тлевшее до того слабыми угольками.

Теперь боль во всем теле ничто не заглушало, и Алекса полностью пришла в себя, несмотря на то что отчаянная борьба с болью отнимала все ее силы.

Она была в полном сознании, когда пришел Роберт. Заботливая медсестра привела в порядок ее роскошные волосы, золотым ореолом окружавшие прекрасное бледное лицо Алексы.

— Здравствуй, дорогая. — Роберт нежно поцеловал ее в губы.

— Здравствуй, — прошептала Алекса, мечтая о том, чтобы поцелуй длился вечность. — Роберт…

— Что, любовь моя?

— Я знаю, о чем был звонок.

— Скажи мне, дорогая, — попросил Роберт и, увидев в глазах любимой страх, мягко заверил:

— Что бы это ни было, Алекса, наши чувства сильнее.

«Ах, Роберт, если бы это было так!» Она медленно перевела дыхание и дождалась, пока не утихнет резкая боль в груди, затем прямо посмотрела в глаза любимому и очень медленно произнесла:

— Звонок был о прекрасной маленькой девочке, от которой отказалась мать.

— Алекса…

— О самой красивой девочке в мире… о нашей дочери, Роберт. Кэти — наш ребенок.

— О-о, нет!.. — То был протяжный, исполненный нечеловеческой муки стон. — Алекса…

Слезы застилали Алексе глаза, и она чувствовала, как боль ее исстрадавшейся души заглушила боль физическую.

«Ах, Роберт, как это ранило тебя! Мне надо было расстаться с тобой, моя любовь, и ничего не говорить. — Горе Роберта внезапно родило в душе Алексы новый страх. — А вдруг я напрасно причинила тебе эту боль? Что, если мы в конце концов расстанемся, потому что такую правду ты не в состоянии ни понять, ни простить?»

— Ах, Роберт, мне так жаль… — в смятении прошептала она, видя его отрешенный взгляд. — Я решилась на это, потому что считала, так будет лучше для Кэти, для ее счастья. И она счастлива, Роберт… и так любима.

Услышав в голосе Алексы безнадежность, он подавил обуревавшие его чувства и взглянул на измученную женщину, которую любил всем своим сердцем. Увидев все ее отчаяние и страх, Роберт ласково подтвердил:

— Да, Алекса, она живет в большой любви. Кэти — самая любимая девчушка в мире.